Антонина, но находилась она в инфекционном блоке, и о том, чтобы подпустить ее к беременной речь не шла. Володарский, который остался в лагере за старшего, назначил Зинаиду – стюардессу – главной по медицинской части на время отсутствия врачей. Стюардессы, по крайней мере, проходили какую-то специальную подготовку.
Правда, Зина не стала уточнять, что во время этой спецподготовки, при виде родов, она грохнулась в обморок. И сейчас она ходила по пустому медицинскому блоку для неинфекционных стационарных больных и, в который раз, пересчитывала свой арсенал: прокипяченные полотенца, ножницы, скальпель, спирт. А зачем скальпель? Не будет же она делать Кесарево сечение. А вдруг малыш лежит вниз ногами? Ну, уж, нет! Нет! Нормально он лежит. Маше делали УЗИ незадолго до полета, все нормально, никаких отклонений нет. И это ее вторые роды уже. А вот ей, Зинаиде, принимать роды впервые. Только бы не хлопнуться в обморок. А вдруг Маша будет сильно мучиться, что ей дать для обезболивания? Спирт? Но ей нельзя пить, она же будет кормить ребенка молоком.
Маша успокаивала себя, что не она первая, не она последняя. Сколько их, женщин белых, черных и всяких прочих рожали и рожали. И далеко не в родильных домах высшей категории с отдельной палатой и мужем с видеокамерой. Были такие папаши, которые стремились заснять роды на видеокамеру. Маша их не понимала. Придурь, да и только. Короче, хоть и тревожно, но паники не было.
Как всегда, все случилось не вовремя. Пол племени ушло на охоту. Из оставшейся половины, многие разъехались по заимкам и прочим локациям. Антонина лежала с температурой. В поселке оставалось человек пятьдесят – старики и дети, главным образом.
Тут-то все и началось. Маша сразу поняла, что оно. Тянущие боли внизу живота пока еще слабые. Но, кто знает, второго ребенка, говорят, быстрее рожают. Надо что-то делать. Мирослава и Марьяна повели роженицу в медицинский блок. С ними увязались еще две женщины. Глаша тоже хотела посмотреть на роды, но ей не позволили.
– Еще не хватало, насмотришься там и тут же недоношенного родишь! – сказала ей Мирослава.
По фильмам, да и на своих примерах народ кое-что отдаленно знал. Начали кипятить воду. Маню положили на широкую лавку, заменяющую операционный стол. Больше в кино они ничего не видели. Дальше там уже пищал ребенок. А тут жизнь. Все гораздо сложнее. Начали вспоминать, у кого что и как было.
– Так, составим перечень признаков родов и будем по ним отслеживать процесс, – сказала Марьяна. – Частота схваток, воды, потуги, а там – выход ребеночка, обрезание пуповины и отход последа. По плану так. Будем молиться всем богам, чтобы так оно и пошло.
– Маша, как схватки? – спросила Зинаида.
– Часто уже и немного больно?
– Потуги чувствуешь.
– Нет.
– Как только схватки станут непрерывными, тужься. Прошло еще долгих двадцать минут.
– Вроде что-то похожее на потуги.
– Давай, Манечка, давай, – сказала Мирослава. – Мы будем смотреть, аккуратненько.
– Ты, Маня, дыши поинтенсивнее.
Маша дышала поинтенсивнее. Дышала и тужилась. Вспоминала все, что было со.
Светочкой. Но тогда рядом были врачи. А сейчас думать надо самой. Главное панике не поддаваться. Прошло еще полчаса.
– Манечка, давай, идет, идет, головка показалась! Аккуратненько, тужься. Маша тужилась и помогала себе сдавленными криками. Зина поддерживала руками окровавленную голову, которая то выходила, то почти полностью уходила обратно, пока наконец не появилась в очередной раз вместе с плечиками, а за ней последовал и весь младенец. Маше, казалось, что прошла вечность. Но она верила товарищам по команде, ей больше ничего не оставалось делать. И вера оправдалась, как в кино со стороны экрана, она услышала Зинин голос:
– Все, родился, родился! Давайте обрезать пуповину и следите, чтобы послед вышел!
А потом – плачь ребеночка.
– Мальчик, Маня, мальчик! – обрадовала акушерка. Дальнейшее уже было делом техники, главное, не расслабляться. Двое женщин занялись ребеночком. Помыли его в кипяченой воде, в корытце и завернули в чистое полотенце. А Мирослава с Зиной орудовали над Машей, чтобы не дай бог не началось кровотечение. Но пока все шло нормально. Послед отошел, и женщины обмыли Машу.
Марьяна поднесла крошечное тело к матери и приложила его губы к груди. Все чувствовали себя настоящими героями, от счастья на глазах навернулись слезы. Подумать только! На новой Земле родилась первая новая жизнь.
«Пока один-один в нашу пользу», – подумала Мирослава, но вслух ничего не сказала. Только быть бы уверенной, что все хорошо будет с этим ребеночком. А то они, когда маленькие, любят болеть. Она вспомнила, что ни один из ее двоих детей без современной медицины не прожил бы и года. А так они оба выросли, можно сказать, получили образование и, хочется надеяться, проживут долгую, полноценную жизнь. Только вот здесь ребенка она завести не решится. Возраст уже не тот. Что же они с мужем будут делать в старости? Нет, племя, конечно, о них позаботится, но кто знает, как будет устроено это племя, через двадцать-тридцать лет?
* * *