Кертис Оливер выдал этот венок парадоксов совершенно обыденным тоном, с усталой гримасой на худом, будто вычеканенном лице. В этом был весь Кертис — прямой, подтянутый, аристократ в каждом жесте. Недаром друзья в колледже прозвали его перпендикуляром. И все, что он утверждал, казалось незыблемым, веками проверенным, устоявшимся. А Дик Браун представил себе, какую работу пришлось проделать его другу, чтобы прийти к выводам, опровергающим прописные истины, провозглашенные во всех учебниках. Поднять руку на саму мать-природу! Но здесь, в великолепно оборудованной лаборатории, слова Кертиса казались не только результатом игры блестящего ума. Здесь от них веяло угрозой, как от ракет на стартовых установках. Дик прислушался к тихому звяканью пробирок за стеной, где работали лаборантки, и поежился. Кертис дал совершенно неожиданное — страшное освещение истории, происшедшей на далеком филиппинском острове.
Сейчас Дик не мог заставить себя поверить, что все это было всего лишь три дня назад. Даже для его закаленной репортерской психики шок от неожиданного финала оказался чрезмерным, а тут еще каждая последущая минута была столь насыщена событиями, что память, защищая усталый мозг, отодвигала эти события все дальше и дальше. И теперь их грани размазывались, полустертые дымкой невероятного.
Их выперли с базы, как только вернулся ее начальник, полковник Стивен. Узнав, что эти сукины дети репортеры не только отстали от остальных пассажиров, улетевших в Манилу еще вечером, но и участвовали в операции, да еще дали телеграммы в свои редакции, он пришел в ярость. Дик до сих пор пожимал плечами и уважительно усмехался, оценивая богатейший запас отборной ругани, которым обладал экспансивный полковник. Пообещав сгоряча Вестуэю сорвать с него сержантские нашивки за самовольный допуск в экспедицию посторонних, он сначала намеревался просто вышвырнуть репортеров за ворота базы и пусть убираются с острова за свой счет. Но потом, уловив что-то нехорошее в глазах Брауна и сообразив, что печать не то оружие, которое можно отразить военными действиями, приказал кинуть их в брюхо транспортного самолета, как раз отправлявшегося в Манилу за продовольствием и запасными частями. «И я не буду огорчаться, ребята, если мои парни обойдутся с вами не совсем аккуратно и вы получите несколько синяков на свои тощие репортерские задницы». За секунду до того, как люк захлопнулся, до них донеслось новое распоряжение насчет сержанта: «Я тебя заставлю ногтями ковырять эту скалу, пока не достанешь второго узкоглазого, дырявый ты ящик из-под вонючего сыра!» Больше они ничего не слышали и в два часа дня оказались в столице архипелага. А уже в шесть вечера, когда Дик намылился в бар промочить горло, в его номере раздался телефонный звонок. Звонил шеф.
— Браун, тысяча чертей тебе в глотку! — начал он, не дав себе труда поздороваться. — Ну и натворил ты делов! Твое счастье, что я сумел разыскать тебя в этой островной империи. Я надеюсь, тебе хватит двадцати четырех часов, чтобы подготовить убедительные аргументы?
— Босс? — догадался ошарашенный репортер.
— Он самый. Назначил тебе свидание на завтра. Не рекомендую опаздывать, хотя как ты успеешь — ни боссу, ни богу неизвестно.
И бросил трубку. Судя по всему, эта история доставила ему крупные неприятности. Дик нажал рычаг, крутанул диск и потребовал у портье заказать ему билеты на ближайший самолет в Штаты. Он не остановился бы перед покупкой спецрейса — все равно за счет конторы — но, к счастью, место в самолете нашлось. Времени, правда, почти не оставалось. Но Дик успел забежать в бар и принять две порции виски. Третью он добавил в «боинге», чтобы успокоить взбудораженные нервы и хоть немного поспать.
Одиннадцать часов в туристском классе, пусть даже и комфортабельнейшего «боинга» — от этого в восторг не придешь. Когда он вылез на трап в аэропорту Кеннеди, ему казалось, что все тело закручено штопором и мышцы вот-вот порвутся, А через час он вновь поднимался по трапу на борт старенькой «дакоты». Еще пять часов лету, и вот уже самолет прыгает по бетонке Оклахома-Сити. Дик взглянул на часы: надо же, уложился в срок, хотя и впритирку. Черт побери, какое отвратительное самочувствие! Голова будто ватой набита, даже думать больно. Пропустить бы стаканчик, но ни-ни… Босс такого не терпит. А вот побриться необходимо. На подламывающихся ногах направился он в туалет, морщась, провел несколько раз электробритвой по шершавой от дорожюй пыли коже. Из зеркала на него смотрела изрядно помятая физиономия с синяками под тусклыми от усталости глазами. Вполне можно дать лет шестьдесят, а то и больше. Дик поморщился и вылил на лицо полную пригоршню одеколона. Лицо начало полыхать и розоветь. Кажется, даже и глаза заблестели. «Ну вот, — подумал Дик, — и привел себя в товарный вид». На стояике такси народу было немного — это прекрасно. Хоть бы водитель не развлекал в пути разговорами. Он откинулся на сиденье, назвал адрес и закрыл глаза, будто заснул.
— Как у нас дела, крошка? — беспечно бросил он секретарше, возникая в дверях приемной. Миниатюрная блондинка Ида Путяк всплеснула руками.
— Дик, бродяга, до чего рада тебя видеть! — Она звонко чмокнула его в щеку. — Ты не успел там, в Азии, жениться на какой-нибудь косоглазенькой?
— Если это все проблемы, которые волнуют редакцию, тогда я спокоен, — улыбнулся Дик,
— Увы, это волнует только меня и незамужних стенографисток. Их, — она мотнула головой на обшитую кожей дверь, волнует совсем другое.
— Неужели босс здесь?
— Ждет уже двадцать минут.
У Дика неприятно засосало под ложечкой. Обычно владелец газеты появлялся в редакции не чаще раза в неделю. И разговаривал только с шефом. Неужели он сумел правильно оценить эту филиппинскую историю, раз срочно вызвал репортера, что само по себе стоило редакции немало долларов, и вот теперь ждал его… А он-то надеялся предварительно переговорить с шефом, узнать хотя бы, откуда ветер дует. Черт побери, придется ориентироваться на ходу. Ну что ж, не в первый раз!
В присутствии босса шеф казался совсем съежившимся. А ведь редактор газеты Вернон Флешер был рослым парнем, еще полным сил в свои сорок пять, в то время как Френк Хесуэл, хозяин, едва достигал пяти футов роста — эдакий морщинистый злобный карлик. Но глаза у этого карлика были как два уголька, прожигающие насквозь, а голос неожиданно молодой, звонкий, сильный. И он не любил тратить время на малозначащие разговоры.
— Объясните, Браун, что побудило вас послать информацию за двойной подписью?
Он не сел за редакторский стол — хозяин газеты никогда себе этого не позволял: неукоснительно соблюдал пиетет. Он и Флешер сидели за маленьким столиком у окна. Перед каждым полная чашка кофе, посредине — голубой кофейник. Хесуэл наполнил третью чашку и кивнул Дику на свободное кресло. Репортер сел, отпил глоток, подумав, что сейчас лучше бы подошло виски. Босс терпеливо ждал, не сводя со своего служащего немигающего взгляда.
— Я хотел, чтобы вы опубликовали эту информацию, — без обиняков заявил Дик.
Хесуэл согласно кивнул головой.
— И вы добились этого, Браун. Но я вдвое увеличил бы вам жалованье, если бы вы предварительно позвонили мне и рассказали обо всем. Судя по всему, этот Бедворт тоже малый не промах. Почему бы в нашей газете не работать двум таким сильным журналистам?
«Он вызывает на драку, — понял Дик. — Хочет сразу определить, чего я стою. Если начну обливать грязью Бедворта грош мне цена. А стану его хвалить — значит, испугался, пытаюсь свалить вину за инициативу на него, и цена мне такая же. Так что этот вопрос мы оставим без внимания. Покажем, что не считаем его серьезным. Рискованно, но другого выхода нет. А ведь он раскрыл карты. Показал, что мог бы использовать информацию по другому назначению и эта возможность еще не утеряна, если у меня есть и другие козыри за пазухой. Ладно, попробуем набить себе цену».