— А в чем же?
— А в том, — криво усмехнулся Браун, — что все это я давно видел: и змею в воздухе, и тигра в дереве, и человека в скале…
— Где? — почти закричал Бедворт.
— На одной картине, там все это было. И храм был, и голубая лужа.
— Какая еще лужа?
— Таникава почему-то ничего не сказал о ней. Возможно, просто не дошел до храмовой площади. И это его спасло. А на картине была лужа. И чувствовалось, что она — самое главное.
— Что же это за картина? Где ты ее видел?
— Долгая история, — вздохнул Браун. — И не очень веселая. Не будем ее вспоминать. Да и не в ней суть. Короче говоря, я настаиваю на полном тексте.
В конце концов они пришли к соглашению: дают полный текст, но за двумя подписями. Уже сама необычность этого заставит руководство обеих редакций задуматься и не отправлять скоропалительно материал в корзину. А также не выбрасывать из нее ни одного слова из опасения, что другая редакция напечатает полный текст. И утром в Штаты ушли две идентичные телефонограммы, начинающиеся так: «Висящая в воздухе змея, вросший в дерево тигр, растворившийся в скале человек — все это, по словам последнего диверсанта второй мировой войны Муцуки Таникавы, он видел собственными глазами…»
Расчет оказался точным. Эта заметка появилась и в «Оклахома стар» и во многих других изданиях, получающих информацию от Ассошиэйтед Пресс. Миллионы людей с интересом прочитали ее. А несколько человек прочитали с интересом профессиональным и тут же начали действовать.
6
Том Клаузен прислонился к металлическому столбу ограды как человек, которому некуда спешить — руки в карманах куртки, одна нога перекинута за другую, в зубах сигарета. Ни дать ни взять богатый бездельник, обитающий на этой улице. Беда только, что богатые бездельники с этой улицы не подпирают спинами ограды. Они вообще редко показываются здесь лишь прошелестит шинами могучий автомобиль, на мгновение замрет перед легкими узорчатыми воротами, охраняемыми электроникой, и скроется за кустами, что тянутся до самых особняков. Пешком по Парк-Лейн не ходят, разве лишь полисмены, да и то по ночам. Днем эта улица словно вымирает, и Том сейчас чувствовал себя как на витрине.
Он выругался вполголоса, будто кто-то мог услышать. Ни паба,[7] ни аптеки, ни магазина — эти толстосумы придумали совершенную систему охраны. Днем ты весь на виду, а ночью в особняках бдит электроника. Для бывшего авиационного механика отключить сигнализацию, может, и не проблема, но как к ней подобраться? — Не будешь же торчать у ворот, пытаясь определить принцип электронной охраны — фотоэлемент, лазер, температурные датчики…
Том звобно плюнул на чисто отмытые плиты тротуара. Вот уже месяц он без работы — с тех пор, как у этого проклятого филиппинца разлетелась турбина. Конечно, он виноват: надо было внимательней отнестись к информации командира лайнера. Если бы не Кета Флеминг… Он снова плюнул. Наваждение, что ли, на него нашло? Из-за какой-то девчонки, каких пруд пруди, так рисковать! Счастье еще, что лайнер благополучно приземлился, иначе не миновать бы ему тюрьмы. Том совсем не тосковал по Кети. Как только его вышибли из аэропорта, он если и вспоминал об этой девице, так только с глухой злобой, считая ее виновницей всех своих бед. Зато он тосковал по бару с бильярдом на пятьдесят девятой улице, по кинотеатру рядом, по пройдохе букмекеру Нейлору, у которого он частенько ставил на верную лошадь, но она, увы, далеко не всегда выигрывала скачку…
Худая слава бежит впереди человека. Во всем огромном городе не нашлось места для классного механика-двигателиста, хотя нужда в таких специалистах была немалая, это он знал наверняка. А на общественные работы Том и не пытался устроиться: толпы неквалифицированных или потерявших квалификацию людей осаждали муниципалитет, готовые подметать тротуары, красить мосты, сажать деревья. И дело было вовсе не в том, что он не хотел отнимать эту работу у людей, для которых она была единственной надеждой. Просто влиться в эту армию неудачников — значит сразу поставить на себе крест: ты упал духом и не надеешься снова выкарабкаться наверх. В божьей стране такого не прощают.
Однако Том чувствовал, что еще немного, и ему станет наплевать на общественное мнение. Денег не было не только на развлечения, но и на еду. К матери, которая жила на скудные остатки некогда приличного состояния, он, разумеется, обратиться не мог. Продав за полцены японский транзистор, он сум i внести очередной взнос за квартиру, но его старый, десятилетней давности «шевроле» никто не хотел брать и за двести долларов. Так и пылился он на улице с пустым баком. И при взгляде на машину в душе Тома вспыхивала глухая злоба. Кто-то должен был ответить за обрушившиеся на него неприятности. Он уже подумывал, не записаться ли в армию Соединенных Штатов, когда три дня назад получил неожиданное предложение: добыть некую картину из дома № 5 по Парк-Лейн. Три тысячи зелененьких — за такую сумму стоило рискнуть. Да к тому же еще ему была обещана работа в Дирборне на автомобильном заводе.
Разумеется, ему и в голову не приходило, что продолжается цепная реакция причин и следствий, толчок которой дала легкомысленная Кети Флеминг. У него была возможность оборвать эту неумолимую цепочку: отказаться от грабежа. Но он согласился и теперь уже не мог изменить ни свою судьбу, ни судьбу многих других людей…
7
— Мистер Кросби, ваш заказ выполнен, — сказал, усаживаясь в кресло, маленький ладно скроенный человечек в неприметном стандартном костюме и с таким же неприметным стандартным лицом. — Интересующая вас вещь находится в… — он назвал город, — в доме номер пять по Парк-Лейн.
Мистер Кросби не был ни удивлен, ни обрадован тем, что его заказ выполнен так быстро. Частное детективное агентство, к которому он обратился, выполняло задания и потруднее. Его обрюзгшее, испещренное прожилками лицо, которое уж никак нельзя было назвать ни стандартным, ни неприметным, сохранило свое всегдашнее, чуть брюзгливое выражение. Он протянул детективу банку с пивом, вторую открыл для себя, закурил сигару и приготовился слушать.
— Особняк принадлежит некоему Генри А. Прайсу, — рассказывал детектив, прихлебывая пиво, особенно приятное в такую жару. — Согласно вашему заказу мы выяснили и некоторые факты его биографии. Правда, для этого потребовалось несколько превысить тот верхний уровень затрат, который мы с вами обговорили. Но подробности оказались достаточно любопытными, и я надеюсь, что эти дополнительные расходы не вызовут никаких недоразумений.
Мистер Кросби нехотя кивнул. Дополнительные расходы его не пугали: в данном случае он являлся лишь доверенным лицом, а его доверители, не желавшие в открытую связываться с агентством, выдали ему карт-бланш — лишь бы отыскать картину.
— Мистер Прайс родился в 1932 году, в семье владельца известной фармацевтической фирмы. Пилюли Прайса от неправильного обмена веществ до сих пор пользуются спросом. Образование получил в Европе — прослушал курс лекций в Кембридже, Гейдельберге, Сорбонне. Интересовался биологией, химией, в последние годы учебы — физикой. По возвращении в Штаты вошел в совет директоров концерна, в который к тому времени превратилась фирма после слияния с другими подобными предприятиями. Как директор, отвечал за научные разработки — у концерна великолепные лаборатории, расположенные в трех городах. Лично возглавлял работы по химической физике, являясь последователем школы русского академика Семенова. В 1967 году летал по делам концерна в Японию. Вернувшись в Штаты, около месяца прожил в Сан-Франциско, где у концерна нет никаких предприятий. Там его имя упоминалось в скандальной хронике в связи с убийством какого-то китайца — одного из главарей китайской мафии.
Мистер Кросби нетерпеливо шевельнулся в кресле: зачем нужны эти подробности?
— Терпение, мистер Кросби. Может оказаться так, что все это имеет значение в свете дальнейших событий. Никогда не знаешь, не окажется ли в определенный момент ключевой случайная, на первый взгляд вроде бы и ненужная информация. Так вот, по возвращении из Фриско Прайс уже чисто номинально исполнял свои административные обязанности. Он целиком ушел в научную работу в Пассадене, где расположена одна из лабораторий концерна. И судя по тому, что за ним оставили должность, обязав лишь раз в неделю прилетать в Нью-Йорк на совет директоров, очевидно, для того, чтобы быть в курсе всех дел, его научным исследованиям придавали немаловажное значение. Это же подтверждает и строжайшая секретность, которой была окружена его научная деятельность. Вплоть до того, что крыло здания, где расположился Прайс, было отделено от остальных помещений глухой стеной. Любопытный штрих: вентиляция в лаборатории была переделана на принудительную, а воздух перед выбросом в атмосферу проходил через специальные фильтры. В лабораторию допускался только один, особо доверенный сотрудник, француз по происхождению, работавший еще в отцовской фирме. Словом, было предусмотрено все, кроме одного, — детектив усмехнулся, — того, что в Калифорнии случаются землетрясения. А как показали дальнейшие события, при характере работ Прайса это следовало учитывать. И хотя не очень сильное землетрясение произошло в семидесятом году — о таких через день уже не вспоминают, — но, видимо, все на этот раз неудачно совпало. Неудачно для Прайса: лаборант в этот день отсутствовал. Что там произошло, никто не знает, но через месяц было официально объявлено, что мистер Прайс ввиду болезни слагает с себя обязанности директора. Лабораторию его демонтировали, а сам Прайс уехал из Пассадены, купил себе особняк на Парк-Лейн и… с тех пор его никто не видел.