— Как?!
— Традиционным способом: разорвал простыню на полосы и скрутил веревку. И висел несколько часов. А когда его вынули из петли — ожил. В противном случае зачем бы мы сюда прилетели?
Дик залпом осушил свой бокал.
— Теперь я понимаю, почему в вашей команде ребята из ЦРУ, — задумчиво протянул он. Кертис не ответил. Он поднялся с кресла и зашагал по комнате, задерживаясь у окна и вглядываясь в тревожную душную ночь. Но даже в волнении он не потерял своей элегантной осанки. И Дик с завистью подумал, что есть же. люди, которые рождаются готовыми аристократами. Воспитывать их не надо: это у них в крови. Наверное, Джейн не ускользнула бы от Кертиса среди ночи. А вот его учи не учи — плебейские замашки не вытравишь.
— У нас не только ЦРУ — еще и Пентагон, — ровным голосом сказал Кертис, останавливаясь у окна и не поворачиваясь к Дику. — Солдаты, которых нельзя убить… Они это быстренько сообразили. И готовы были выстрелить Таникаве в сердце, чтобы проверить его возможности. А теперь эта задача поставлена перед нами: определить степень жизнедеятельности важнейших органов этого несчастного японца. Затем приготовить сыворотку из его крови и… Ну, сам понимаешь. Полковники представляют себе все просто: выстроил роту, впрыснул сыворотку — и в бой, ребята! А потом эти ребята демобилизуются, женятся, дети пойдут… Какими они будут? Я сегодня заикнулся было об этом на совещании, меня тут же оборвали. Сказали, что это проблемы другого ведомства.
— Таникаву не собираются перевозить в Штаты?
Кертис покачал головой.
— Не знаю, Дик. Нас в такие секреты не посвящают. Очевидно, существуют трения с местными властями: все-таки по международным законам Таникава принадлежит Филиппинам. Считается, что мы ведем совместные исследования, к нашей группе прикрепили двоих здешних биологов. Но парни из ЦРУ уже на другой день отбили у них охоту работать с нами. Знаешь, эта холодная безразличная вежливость, от которой за милю несет расизмом? Так что филиппинцы больше к нам не приходят. Сейчас мы ждем прибытия специальной цистерны с фарфоровой футеровкой и антирадиационных скафандров. Их уже доставили в Манилу. Предполагается откачать всю синюю лужу в цистерну и передать ее в специально созданную лабораторию, где все мы отныне будем работать. И ни один из этих болванов не понимает, какая угроза нависла над человечеством.
В дверь коротко стукнули, и она тут же распахнулась. На пороге стоял лихой сержант Вестуэй.
— Мистер Оливер, приказ командования: всем членам спецгруппы вернуться на базу. Переходим на казарменное положение… Ба, кого я вижу! — притворно изумился он. — Мистер Браун! Читал, читал ваш опус.
«Сукин сын, — подумал Дик. — Слово ведь какое знает опус! Сам лично приехал за Кертисом, знал, что увидит меня здесь».
Он решил сыграть в. открытую: хитрить с сержантом было бесполезно.
— Бросьте, Вестуэй, — стараясь набрать как можно больше теплоты в голосе, сказал он. — Вы отлично знали, что я здесь. И я, кстати, рад вас видеть. А признайтесь, я ведь точно выполнил наш договор.
— Что правда, то правда, — ухмыльнулся сержант, принимая предложенный ему бокал. — Только радости мне от этого было мало: начальство устроило разнос по первому разряду за то, что взял вас с собой. Ну, да это дело прошлое. А в настоящем, мистер борзописец, советую не приближаться к воротам базы ближе чем на полмили. Был сегодня такой разговорчик о вашей персоне…
Вот зачем он пришел, догадался Дик. Молодец сержант!
Вестуэй на одном дыхании втянул в себя содержимое бокала и дал знак Кертису.
— Пора, мистер Оливер. До двадцати трех ноль-ноль все должны находиться в отведенных для них помещениях. Завтра прибывает известное вам снаряжение, а послезавтра в семь утра — вылет. Пойдем двумя транспортными вертолетами. Посадка в машины — по документам. Предварительно вертолеты будут тщательно осмотрены: нагнали некоторые журналисты страху… Между прочим, — он метнул взгляд в Дика, — если через час вылететь гражданским вертолетом, можно попасть на ночной самолет в Манилу.
— Спасибо, сержант, — холодно сказал Дик. — Но я предпочитаю остаться.
12
Козырнув, Вестуэй вышел, пропустив вперед Кертиса. У Дика сделалось нехорошо на душе. Он подошел к окну, лег животом на подоконник. Выпитое виски слегка мутило голову. Вот Кертис и сержант вышли из подъезда, сели в большой армейский автомобиль. Взревев, машина рванулась и исчезла за углом, только ослепительно мигнули в последний раз задние фонари. И вместе с машиной исчезла последняя надежда добыть информацию, годную для печати. Кертиса с базы не выпустят, а потом, после экспедиции за синей жидкостью, наверняка сразу же отправят в Штаты.
Но дело было не только в информации. Что-то нехорошее затевалось там, за высоким железобетонным забором. Настолько нехорошее, что это скрывали даже от ученых, участвующих в работе группы. Это ведь только Кертис, закопавшийся в своих пробирках, мог поверить в тупость пентагоновцев, считавших будто бы, что достаточно ввести сыворотку в солдат и они станут неуязвкмыми. Ловко они внушили большеголовым такое представление о себе! У каждого из этих парней наверняка за плечами Вест-Поинт,[10] а возможно еще и университет. Таким отлично известно, как проводятся научные исследования. А значит, Кертиса и прочих ученых недоумков ведут на веревочке профессионалы высокого класса. И дело, которое они затевают, такого рода, что о нем нельзя сказать даже непосредственным исполнителям.
А ведь догадаться, что это за дело, — не так уж и трудно. Оно началось еще в отряде Сиро Исии, где служил Като. Только его одного из всей банды научных преступников решено было сберечь для будущей Японии, остальных предоставили собственной судьбе. И на это были серьезные причины. В то время, как генерал Исии и его подонки готовили бактериологическую войну, Като разрабатывал более перспективное направление — искал препараты, способные полностью менять личность человека, программировать его поведение. Иными словами, речь шла о создании живых биороботов. Като перепробовал на пленных все известные ему психотропные вещества, но успеха не добился: лекарства оказались слабыми.
Препарат нужной силы появился лишь в конце войны, когда один швейцарский химик создал психодиелептик ЛСД. И в 50-е годы ЦРУ привлекло большую группу ученых, чтобы найти надежные методы воздействия на психику человека, отключить самоконтроль, заставить его действовать согласно приказу со стороны. В лабораториях научно-технического управления ЦРУ шел поиск препаратов для создания так называемого «маньчжурского кандидата» — агента, который, не раздумывая, выполнил бы любое задание, вплоть до убийства ребенка. Для этого использовался метод дифференциальной амнезии — «промывания мозгов» до такого состояния, когда человек полностью терял волю и покорно выполнял любые, самые невероятные команды. Однако эксперимент провалился: человеческая психика оказалась сильнее наркотика. Мозг призывал на помощь все свои резервы, чтобы не потерять контроль над организмом, не дать чужой воле нарушить тончайшие цепи управления. Тем не менее исследователи продолжали считать, что цель достижима — загвоздка лишь в препарате особой мощи. И его продолжали искать.
Когда комиссии, возглавляемые сенаторами Рокфеллером и Черчем, предали гласности эти работы, поднялся большой шум. Престижу ЦРУ был нанесен сокрушительный удар. А тут еще гибель от ЛСД Франка Одеона и Харольда Блауэра. Олсон, потеряв всякое представление о реальности, выбросился из окна в Нью-Йорке, а Блауэр погиб из-за передозировки ЛСД. Теперь в ЦРУ возлагают надежды на синюю жидкость — это ясно. Только цель этой конторы наверняка не ограничивается созданием «маньчжурского агента» — синяя жидкость дает гораздо более страшные возможности. И эту цель цээрушникам не скрыть.
За долгие годы работы в журналистике у Брауна выработалась безошибочная интуиция на опасные секреты — так он называл действия, подготавливаемые втайне и угрожающие благополучию ничего не подозревающих людей. Неважно, были ли это исследования в русле бактериологической войны, подготовка к свержению правительств развивающихся стран или крупные махинации биржевиков, несущие разорение мелким держателям акций. Браун придерживался парадоксальной теории: секретов вообще не существует. Разумеется, не существует для профессионала. В любой крупной акции, в любом масштабном. исследовании участвуют десятки и сотни людей. И каждый человек — манерой ли поведения, изменением ли образа жизни, тысячами мельчайших нюансов — приоткрывает краешек завесы перед внимательным и опытным наблюдателем. Собери эту мoзаику, проанализируй каждый осколок, найди ему место среди других — и картина готова. Недаром одна из действенных форм экономической разведки — постоянное изучение газет интересующей тебя страны. Ни одна цензура не в состоянии отфильтровать поток мелких, на первый взгляд незначительных фактов, отдельных фраз в тексте, в которые журналисты, сами о том не ведая, вкладывают ценнейшую информацию. Критическая заметка в одной из социалистических газет о непоставке в срок оборудования строящегося завода тяжелых кранов для монтажа атомных электростанций, опубликованная накануне торговых переговоров, позволила фирме неимоверно вздуть цену на лицензию. Партнер не без основания заподозрил утечку информации. Но откуда ему было знать, что информация утекала открыто — миллионными тиражами?