– О, Тейман! Безмерно одарил меня дом Иядидьи, и не нужны мне никакие сокровища. Как счастлив я братской твоей дружбой! Поверь, брат, дружба рождается на Небесах, и навеки благословен человек, удостоенный сего Божьего дара. Жить без дружбы – что плыть на судне без весел и руля, а человек без друга – легкая добыча врага, игрушка злой судьбы. Сладкий настой дружбы – это верное снадобье, что исцеляет невзгоды сердца, – вдохновенно подхватил Амнон.
Вошедшие Иядидья и Тирца остановили поток красноречия юных друзей. Послали за Азрикамом. Все вместе уселись за стол трапезничать.
– Отец, наш Амнон жаждет ратного дела. Нельзя ли отдать его на выучку воеводе? – обратился Тейман к Иядидье.
– Сегодня же исполнится сие благородное желание, – ответил сыну Иядидья, ласково глядя на Амнона.
– Желание биться за родину – это желание убивать и погибнуть порой по самым пустым причинам, – изрек Азрикам, ни к кому не обращаясь и ни от кого, впрочем, не получая ответа.
Иядидья подарил Амнону великолепного египетского коня. В Царском поле будущий воин стал учиться искусству воевать. Но не забыл дорогу к городским воротам, и слушал пророка, и набирался мудрости.
Глава 9
Тревожное открытие
Пришла пора убирать зерно. Азрикам поручил Ахану нанять жнецов, чтоб трудились на полях вблизи Иерусалима. Ахан направился к городским воротам Долины, где селится беднота: жнецы, сборщики винограда, землепашцы. Видит, стоит жалкая хижина, словно в землю вросла, окна едва возвышаются над землей. Заглянул: женщина и девушка сидят внутри и говорят о чем-то меж собой. Напротив каждой – прялка. Быстро мелькают ловкие руки. Женщина мила лицом, и глаза ее грустны, а девушка – писаная красавица, каких не сыскать.
– Бог вам в помощь, славные труженицы, – ласково приветствует женщин Ахан.
– Спасибо, и тебя пусть Бог благословит, – прозвучал ответ.
– Я вижу, в этом доме небогато живут. У меня работа для вас. Можно серпом косить, а можно колосья меж снопами подбирать. Старое зерно на исходе, настало время убирать новый хлеб. Его станем есть, и зерна калить в печи, и муку из них делать, – говорит Ахан, а сам пристально смотрит на женщину. “За тяжким трудом бедняки забывают страдания – счастливые люди!” – думает.
– Мы дома трудимся, заодно хижину нашу сторожим, а в чужое поле работать не пойдем – ответила она.
– Чем пропитание себе добываете?
– Трудом рук своих кормимся. Плоды его – и есть наш урожай. Ткань делаем и тесьму – этим живем. Дармовой хлеб нам не нужен. Безделье ведет к греху, а грех – путь в преисподнюю.
– Похоже, ты – вдова, а девушка – дочь тебе. И красота ее необычайна, и не пристало ей сидеть в бедной хижине. Вот увидит ее важный вельможа и поселит в богатых палатах.
– В старину говорили: “Во дворце кривда, в хижине правда”. Быть бедным не стыдно, стыдиться бедности стыдно.
Ахан присмотрелся получше к собеседнице, и сердце замерло от ужаса: с ним говорит Наама, любимая жена Иорама, бывшего хозяина его. Гость сделал вид, что не узнал ее, и скрылся, смущенный до крайности.
Ахан поспешил поделиться новостью с Хэлой.
– Душа трепещет от жалости и страха. Я помню бедняжку в прошлом – создание нежное и изнеженное. А дочь ее – как цветок в пустыне. Горе нам, Хэла! Столько зла принесли дому Иорама, и себе никакой корысти, – горестно воскликнул Ахан.
– Держи язык за зубами! Какое несчастье эта встреча! Лучше меньше знать и жить в неведении. Проговоришься – и нас и детей погубишь! – ответила Хэла, испуганная мужниным открытием.
– Я вот что сделаю: куплю у них ткани и тесьмы за хорошую цену, а заплачу из амбаров Азрикама – ведь это же Иорама добро, стало быть, им принадлежит.
– Действуй с умом, да будь осторожен. Страшно мне: выйдет дело наружу, и – крышка нам!
Наука и мзда за нее
Миновал год с того дня, как Амнон спас Тамар от неминуемой гибели. В честь годовщины Иядидья задумал совершить семейное жертвоприношение и назначил Азрикама возглавлять процессию званых гостей, о чем и послал сообщить ему.
Азрикам призвал к себе Зимри.
– Ты любишь меня, и потому, не таясь, скажу, что пиршество, Иядидьей затеянное, как кость в горле моем. Досыта наслышан о подвигах пастуха. Тошно смотреть, как Тамар ослеплена его славой и меня уж знать не хочет, – сказал Азрикам.