– О, душу эту благословит Бог! – выпалила Тирца.
– Любезная моя, ведь это твоей душе благословение от Бога и от меня!
– А коли так, мой господин, то обратись к отцу моими устами, а что твои уста изрекут, о том думает сердце мое, – с чудной прелестью девичьего стыда пролепетала Тирца.
– Как красноречива ты, Тирца, как благозвучны твои слова!
– Красноречие в сути слов, а не в словах.
Пока Иядидья и Тирца говорили между собой, к ним подошел Хананель.
– Хочу, чтобы знала ты, дочь, что у меня на уме: человек, что стоит перед тобой, достойнейший из людей, которых я в своей жизни встречал, – обратился отец к Тирце.
– Дорогой Хананель! Дочь твоя, нежное создание, смотрит на меня другими глазами. Я, иерусалимец, житель Сиона, кажусь ей ангелом небесным, – усмехнулся Иядидья.
– Значит, я – ангел, посланный Богом, дабы соединить ваши сердца и благословить вас перед Господом нашим, обитель которого – Сион, – сказал Хананель.
Тут обратилась Тирца к Иядидье.
– Вот, я нашла тебя, единственного, и хочу быть твоей единственной. А что до меня, я вся принадлежу тебе, – сказала юная девица.
– О, нежное создание, единственной будешь у меня, а иначе сладким не станет наш брак.
Эти слова скрепили союз. Иядидья щедрой рукой одарил сынов пророков, и на следующий день Тирца стала Иядидье женой.
Хананель согласился жить у зятя в Сионе целый год. Сердце отца переполняла радость при виде счастья горячо любимого чада.
Иорам уходит на войну
К концу года пребывания Хананеля в Сионе филистимляне вторглись в Иудею, Негев и на холмы Шфела. Захватили города и дочерей их. Иорам, как и другие воеводы, готов был выступить на войну с филистимлянами. Хагит, жена его, родила в те дни третьего сына и нарекла ему имя Азрикам, что значит “Бог поможет сокрушить восставших на нас”. В это же самое время Хэла, служанка Хагит, родила сына мужу своему Ахану, рабу и домоуправителю Иорама, и назвала новорожденного Наваль.
Хагит велела служанке Хэле отдать Наваля одной из рабынь, а самой выкармливать Азрикама. И Ахану, отцу Наваля, обидно стало за сына.
К тому времени Наама, любимая жена воеводы, наконец, понесла, и любовь Иорама возгорелась еще сильней. Понесла и Тирца, юная супруга Иядидьи.
Иорам призвал верного друга Иядидью в свой летний дом, что на Масличной горе, и говорит: “Завтра я ухожу на войну, и, кто знает, вернусь ли к родному очагу. Давай, друг, заключим промеж нами нерушимый договор, да такой, что и отпрысков наших обяжет. Если судьба мне погибнуть, или буду пленен врагом, стань попечителем всех моих и всего моего. Опекай детей и распоряжайся имуществом по здравому и честному твоему разумению.
Прошу лишь, не утесняй Ситри, одного из сынов пророков, что живет в моем имении на Кармеле, и его престарелого брата Авишая. Ибо это люди богобоязненные и к тому же кровные родственники супруге моей Нааме. Жены наши беременны, и, если одна из них родит сына, а другая – дочь, соедини брачными узами юные сердца. Коли крепка наша с тобой любовь, и коли жены наши, Наама и Тирца полюбились друг другу, сколь же горячей будет любовь детей наших!
Урожай, что принесут мои угодья на Кармеле, пусть питает сынов пророков, знатоков Слова Божьего. Всякий праздник накрывай столы для четырехсот гостей – бедняков, сирот и вдов, как я это делал. И последнее, друг мой Иядидья, этот летний дом я приношу тебе в дар”.
Так ответил Иядидья: “Ничто вещественное в мире нельзя сравнить с любовью. Но, если вещь напоминает о чувстве, она бесконечно дорога для верных любящих друзей. Прими от меня это кольцо и укрепи его на правой руке. Пусть сей памятный дар хранит неколебимой нашу дружбу. И да возвратит тебя Бог с миром, а уж мы возблагодарим Господа жертвоприношениями нашими. И в этом летнем доме будем радоваться и веселиться и мы с тобой, и чада наши, и домочадцы!” Тут друзья обнялись и на этом расстались.
Назавтра с восходом солнца Иорам созвал своих домашних, всех благословил и жен расцеловал. Слезы выступили у него на глазах, как обнял Нааму. Но пора воеводе в поход.
Дурная весть
Пришел срок, и Тирца родила мужу свому Иядидье дочь и назвала ее Тамар. Отец Тирцы, Хананель, велел мастеру ювелиру изготовить кольцо и вырезать на нем свое имя и имя Тамар. Он вручил это кольцо Тирце и сказал: “Это – знак для твоей дочери Тамар. Когда вырастет внучка – наденет кольцо”.
Еще месяц прожил Хананель в Сионе, а потом вернулся к себе в Шомрон.
А вскоре гонец принес весть: воевода Иорам попал в плен к филистимлянам. Дом Иядидьи погрузился в печаль. Наама плачет и плачет и, горюя, доставляет великое утешение Хагит. И та, повременив немного, говорит: “Более не станет Наама возноситься надо мной, я теперь госпожа!” И поставила на своем. Подчинила своей власти всех слуг, и если кто перечит ее слову, того жестоко карает хозяйка. А Наама не замечает перемен, ибо душа ее ослепла от горя.