Будущему зятю Иядидья сказал: “Сын мой, я распорядился построить для тебя дом и беседку на Масличной горе, на том самом месте, где вы с Тамар друг другу клялись, и где я вас застал за этим славным делом. Прошу тебя, Амнон, до свадьбы поживи в летнем доме моем, да присмотри за постройкой”. Амнон ответил: “Благодарю, отец, поступлю по твоему слову. Легче ждать, когда есть занятие”.
Жених поселился в летнем доме, наблюдал за работами, и каждодневно посылал щедрые дары невесте. Тамар в ответ дарила сладости. А Пура верно служил хозяину, рискуя потерять его расположение, чрезмерно усердствуя.
Долго тянутся дни до свадьбы, медленно идет время, день длится год. Бдительный Пура не видит за хозяином греха. Раз послал Амнон слугу к Ситри – уведомить, что вернулся из Ашура, и дело решилось счастливо.
Вот уж три дня осталось до конца месяца ожидания. Ночью явился к Амнону Уц и принес вести, что захворал Авишай, а Ситри отправляется навестить брата, а потом приедет в Иерусалим на свадьбу. Сказав это, Уц подал Амнону немой знак, и оба спустились вниз. “Завтра ночью приходи в хижину у городских ворот Долины и увидишь тех, к кому душа твоя рвется. И делай все скрытно”, – прошептал Уц и удалился, щедро награжденный. Амнон возрадовался – впереди свидание с матерью и сестрой.
Азрикам жаждет мести
Тем временем Зимри по просьбе Азрикама шел для встречи с ним. Вот дошел он до гробницы Авшалома, что украшает склон горы к югу от Иерусалима. Видит и слышит, как некий ученик пророка стоит у гробницы и вещает: “Слушайте меня упрямцы, мятежники и заговорщики! Взгляните на сию гробницу и вспомните древности урок. Или забыли судьбу непокорного Авшалома, восставшего на отца своего царя Давида? А вы нынче восстаете на отца нашего, царя Хизкияу! Царедворец Шэвна поносит Господа и помазанника его. Бог лютой смертью покарал Авшалома. Высокие ветви теребинта опутали бунтовщика, он повис на дереве, и жестоко убит был между небом и землей. Знай, Шэвна, острые стрелы найдут и твое сердце, и пронзят его, и умрешь той же смертью. Авшалом при жизни гробницу себе соорудил, и ты, Шэвна, вырубай могилу в этой скале, да поторопись, покуда живым не вышвырнули тебя из Сиона! Так говорит Бог устами раба своего Исайи, сына Амоца”.
Слова эти острыми шипами кольнули Зимри в самое сердце. Неспокойно на душе. С нечистой совестью остаться безнаказанным можно, уверенным – нельзя.
– К кому обращаешься, ученик пророка? К деревьям в поле? Кто слушает тебя? В Иерусалим иди, к людям! – вскричал Зимри.
– Народ – мякина, трава сухая! Вспыхнет и сгорит от слова Господня. Туг на ухо народ городской – не слышит. Иерусалим – как пустыня безлюдная! – ответил юный проповедник.
– Безумец!
– Да, безумец, ибо правду говорю.
Тут появился Азрикам. Мрачен, чернее тучи.
Оставив молодого обличителя, Зимри приветствует Азрикама.
– Вот наше время, Зимри: над баранами господин стал господином в Сионе, а бывший господин – фантазером обернулся! – горько воскликнул Азрикам.
– Не обернулся, а был всегда! Живуч дух мечтательный в тебе!
– Впору дух испустить, коли столь дерзко говоришь со мной. Однако дух мести, а не грез, продлит мне годы. Тамар меня осмеяла, пастуха из грязи вытащила в князи, и вдобавок дьявол сей безродный моим убийцей и вампиром станет. Довольно поводов для мести?
Есть новая беда. Вчера повел меня Ахан к бедной хижине у ворот Долины – познакомить с красавицей, что полюбилась Амнону еще до помолвки с Тамар. О, Зимри, что я видел! Тамар прекрасна, как луна, а это чудо затмевает солнце! Сидит, искусно вышивает на тонком дорогом виссоне, а рядом мать ее, тем же делом занята. Я сразу возжелал девицу и обратился к матери: “Я – вельможа, сын воеводы Иорама. Отдай мне в жены дочь, и бедная девушка станет госпожой!” Девица подняла на меня глаза, опустила из вновь к рукоделью и молчит. Тогда я говорю красавице: “Отчего молчишь, чудо красоты? Ведь вельможе приглянулась! Неужто погнушаешься?” Мать вступилась: “Прости дочь мою, господин. Бедняжка не привычна с мужчиной говорить, и оробела, однако…” Тут я прервал ее: “Однако, причина мне известна. Вскружил ей голову пастух Амнон, вертопрах и сердцеед. Тот, что поклялся Иядидье не брать других жен, кроме Тамар!” Промолвил я это и вижу, слезы заструились по щекам обеих женщин. Мать говорит, рыдая: “Накажи меня Бог всеми карами, если отдам дочь за Амнона! Господин мой, потерпи месяц, пока сердце девушки войдет в пору, и получишь ответ”. Тогда Ахан шепчет, мол, верь этой женщине, она не обманет. И я ушел. А на сердце тяжело, предчувствую дурное.