Впрочем, скоро выяснилось, что у него к нам дело, а осязательные инстинкты - просто издержки его профессии. Он попросил меня рассказать подвахтенному экипажу сегодня после ужина о судах типа "Норильск", на одном из которых мы находямся, а Таню - об общих тенденциях мирового судостроения и судоходства. Мы тут же согласились, а Таня, необычайно оживившись при слове ужин, спросила, как скоро это. Узнав же, что вот-вот, она вцепилась Иванычу в рукав и голосом колхозной доярки стала просить его нас проводить и усадить поближе к бачку. Тот оттаял, перестал на нее коситься в ожидании очередной выходки, напротив засмущался, что к нему жмутся таким бюстом.
В кают-компании капитан тут же представил нас комсоставу, заметив, что Татьяна Алексеевна Бергер и есть автор организации нашего рейса - от захода прямо с верфи в Финляндии в Мурманск до похода на Магадан. Все ей похлопали, хотя предпочли бы рейс в Ванкувер за зерном и тряпками. Нужны им эти бочки, сто лет бы их не видеть, вместе с чудной планетой - Колымой... Будь она чуть постарше и похуже фигурой, ни за что бы не сорвала аплодисметнтов за такую вредную для народа инициативу.
И на лекции, которую она провела, честно говоря, гораздо лучше меня, ей без конца задавали вопросы просто, чтобы ее голос лишний раз услышать и улыбкой полюбоваться.
А вот после лекции нас ждало нечто гораздо более интересное, чем разные там помощники тому, кому и так делать нечего... Ко мне с каким-то вопросом по теме обратился молодой человек лет тридцати в пуловере, надетом на водолазку.
Знаете, есть мужики, а есть мужчины. У мужика может быть твердое лицо, сталь-ной блеск в глазах, широкие плечи, волевой подбородок и волосатый увесистый кулак на всякий уличный случай. Но никогда нет такой складки губ, посадки голо-вы, точенных рук, воркующего низкого голоса, бархатных ресниц вокруг излуча-ющих силу глаз с дистанционным управлением женщиной.
Сам он, естественно, обалдел, переводя изумленный взгляд с затягивающего поту-стороннего лунного блеска в глубине моих глаз на Танино небесно-голубое сияние вовне. "Вы так специально всюду вместе ходите для контраста дня и ночи? - пошутил он. - Я просто теряюсь, на кого из вас смотреть..." "А вы следуйте за природой, - нашлась Таня. - День сменяется ночью и наоборот. И всем легко и весело на душе и теле."
Он представился судовым врачом Янушем Ковачем, тут же пояснил, что он русский венгр, что женат на венгерской же еврейке, которую соблазнил в Буда-пеште, вывез на Дальний Восток и впервые оставил одну, так как это его первый в жизни рейс. О еврейке он, естественно, упомянул после спектрального анализа наших фамилий и осторожного выяснения обстоятельств, подпортивших бывшую Смирнову. Сразу после лекции он пригласил нас "погулять", так как врачу делать вечерами решительно нечего, а нам - и подавно. Гулять можно было либо по палубе вдоль люков до бака и обратно, что вовсе неуютно при приличной скорости "Святска", ветре и морозе, либо по корме, где особенно не разгонишься, но зато променад защищен от встречного ветра надстройкой.
Тем более, что кильватерный след - самое красивое зрелище с борта судна ночью.
В первозданной безлунной и беззвездной метельной мгле вокруг нас вскипали белыми шапками валы и холмы. Они сталкивались, образуя пенные столбы, среди которых просто затерялось бы судно поменьше. Но внушительный черный корпус "Святска" только небрежно раскидывал это природное безобразие, почти не качаясь. Набегающие валы разбивались о него, как о бетонный мол. В воздухе пахло солью и грозой. А за кормой кипело и переливалось серебристое сияние.
Ян распускал хвост, как любой в его интересном положении. Мы дружно светили ему голубым и желтым, так как вещи он рассказывал удивительные, особенно в те годы, когда о восточных единоборствах было рекомендовано помалкивать. Начала Таня, рассказывая, как ее на пляже в Севастополе учили самбо одновременно ее любовник и его папаша - мастер спорта и отставной полковник морской пехоты. Януш сказал, что он тоже начинал было с самбо, но потом познакомился с одним китайцем, а тот оказался фанатиком карате. Тут же, не сходя с места, доктор Ковач задрал ногу выше головы и осторожно помахал ступней над моей шапкой. "Будь на вашем месте, - ласковым голосом уссурийского тигра сказал он, - какой-то противник, я бы двумя неуловимыми молниеносными движениями ступни, вот так, - он тактично перевел свой кед за борт, - загасил его ударами поочередно в оба уха." "А если бы это был опытный самбист? - ревниво возразила Таня. - Я не думаю, что он позволил бы вам махать вашей тапкой у него перед носом." "А вот вы и попробуйте, как самбистка мне этого не позволить." "Я против, - сказала я. - Если Таня отправит вас за борт, кто мне при случае вырежет аппендицит? Я уж не говорю, что я отвечаю за выгрузку в бухте Ногаева, а только Таня знает, как это делается. Так что и ее гасить ни в коем случае нельзя!"
Оба посмеялись, но нисколько не отменили эксперимента. Таня приняла стойку, а Януш покачался на расставленных согнутых ногах, распластавшись над палубой, издал оглушительный вопль ("крик разъяренной обезьяны"), взвился в небо и обвил шею Тани сзади одной ногой, приняв вес упавшей противницы на вторую ногу, установленную на палубу с устойчивостью швартовного кнехта.
"Ничего себе... - с трудом перевела она дух. - Бедный мой Арнольдыч! А он-то думал, что уронит кого угодно... Сдаюсь, Янек! И - с завтрашнего дня начинаю брать уроки. Попадись мне потом кто из этих самбистов..." "Смотря при каких обстоятельствах, - скептически заметила я. - Вот позавчера Танька применила прием, который и Янека поверг бы в панику." "Ну да?"
Я рассказала о вонючке в тамбуре и шапке на перроне.
***
Здесь у меня пропущенная глава... В ней янтарный блеск сауны и плеск подогретой морской воды ледяного Охотского моря в судовом бассейне. Здесь прекрасные женские тела и совершенство атлета Януша. Какие сложились между нами отно-шения? Что запомнилось больше всего? Кто знает! Полагаюсь на читательское во-ображение. Мы были молоды и хороши собой, в меру раскованы и рискованы, но вовремя брали себя в руки и не позволяли инстинктам овладеть разумом. Так что все было так, как было. "Сионюга" моя в этой главе выше всяких похвал.
2.
На четвертый день среди бескрайнего синего пенного простора показался на горизонте серо-голубой пик похожий на застывшее облако пирамидальной формы.
Поскольку для моряка нет большей радости, чем земля в иллюминаторе видна, наша скромная компания решила отметить это знаменательное событие песнями и плясками под гитару. Выяснилось, что у Янека и это есть, а мы с Таней умеем петь и веселиться. А так как стоял впереди Магадан, столица Колымского края, то именно эту песню мы и исполнили со всей доступной нам тоской.
"Это же сколько лучших людей страны, - закручинилась "сионюга", видели этот пик и радовались земле на горизонте, не предполагая, какую мерзость им угото-вила эта земля." "Да уж, - неожиданно поддержал ее Януш. Добро бы только свой народ изводили, каннибалы, а то ведь весь доступный им мир измордовали. Только я думаю, что есть еще не только Божий на них суд, а и людской. Венгры восстали первыми, чехи - вторыми, поляки - третьими. Кто следующий?" "Мы,- уверенно сказала Таня. - Столько русских, сколько положила ленинско-сталинская свора, не знает история. Когда наш народ предъявит свой счет собственным вы-родкам... Мы поименно вспомним всех, кто поднял руку!"