– И нет их, – повторила Бет, борясь с безысходной тоской. Она вспомнила Шэнноу таким, каким впервые его увидела более двух десятилетий назад. Суровый одинокий человек, упорно ищущий город, зная, что город этот не существует и не может существовать. «Я любила тебя тогда, – подумала она. – Так сильно, как уже никогда потом не могла тебя любить».
– Плохой человек ушел? – внезапно спросила Эстер.
– Да, деточка, – ответила Зера.
– А он вернется?
– Навряд ли.
– А что будет с нами? Со мной и Осом? Зера засмеялась.
– Останетесь у старой Зеры. Страшное наказание, а? Придется делать всякую домашнюю работу, мыть, убирать. Думается, вы быстро сбежите с такой каторги.
– Я от тебя не убегу, Зера, – обещала Эстер, и ее лицо вдруг стало очень серьезным. – Никогда-никогда!
– И я тоже, – сказал Ос, достал из кармана пистолетик и протянул его Зере. – Пусть он лучше хранится у вас, фрей, – объяснил он. – Я больше не хочу ни в кого стрелять.
Зера взяла пистолет и улыбнулась.
– Пойдемте-ка перекусим, – сказала она.
Бет осталась одна. Ее сын погиб. Клем погиб. Шэнноу исчез. Зачем все это? Ради чего?
Слева Пэдлок Уилер разговаривал со своими людьми и с Нестором Гаррити среди них. Возле стояла Исида. Бет увидела, как Мередит взял ее руку и поднес к губам.
Юная любовь…
Господи, зачем все это?
К ней подошел Тоуб Харрис.
– Простите, что беспокою вас, фрей, – сказал он, – но младенчик плачет, а остатки молока прокисли. Не говоря уже о том, что он всю комнату засмердел, попросту выражаясь.
– А ты никогда младенцев не перепеленывал, Тоуб?
– Не-а. Хотите, чтобы я научился? Она встретилась с ним взглядом и улыбнулась в ответ на его заразительную ухмылку.
– Может, мне следует тебя обучить.
– Буду рад, Бет.
Он впервые назвал ее по имени, и Бет поняла, что ей это приятно. Повернувшись, чтобы войти в дом, она увидела, что Амазига и Сэм спускаются с холма. Чернокожая женщина стремительно подошла к ней.
– Я была несправедлива к Шэнноу, – сказала она виноватым голосом. – Перед тем, как попросить меня вывести его из дома, он дал Сэму вот это.
Она достала из кармана клочок бумаги и протянула его Бет. На нем было нацарапано одно-единственное слово:
«Троица».
– Что это значит? – спросила Бет.
И Амазига объяснила.
ТРОИЦА
Гроза уносилась за горы, зигзаги молний пронизывали небо над дальними вершинами. Ливень прекратился, но от пустыни веяло сыростью и прохладой. Едва угас фиолетовый свет, Шэнноу упал ничком, Саренто ухватил его и притянул к себе.
– Если ты меня надул… – начал он, но тут же чуть не потерял сознание от сокрушающе сильного запаха. Миллионы их! Сотни миллионов! Саренто отпустил Шэнноу и начал вращаться на каблуках. Пьянящий аромат всех этих душ был настолько благоуханным, что почти утолил его голод.
– Где мы? – спросил он.
Шэнноу привалился к камню и оглядел озаряемую зарницами пустыню. Небо на востоке светлело.
– В Нью-Мексико, – ответил он.
Саренто оставил старика, поднялся на пологий пригорок и обвел пустыню внимательным взглядом. Слева он увидел ажурную металлическую башню вроде нефтяной вышки, а под ней небольшую палатку. Полотнища незашнурованной двери хлопали на ветру.
Двадцатый век! Его мечта. Тут он сможет питаться всю вечность.
Саренто захохотал и тут увидел Шэнноу. Старик доковылял до него и стоял, уставившись на башню.
– Мы далековато от ближайшего населенного пункта, – сказал Саренто, – но у меня сколько угодно времени, чтобы отыскать его. Ну, Шэнноу, каково ощущать, что ты обрек моей власти целую планету?
– Сегодня я стал смертью, – сказал старик, устало повернулся и начал спускаться с пригорка.
Саренто впивал его отчаяние, но оно только усилило ощущение радости. Небо прояснялось, занималась заря.
Он снова посмотрел на ажурную башню и прикинул, что высотой она около ста футов. У ее подножия было что-то нагромождено, но Саренто не удалось рассмотреть, что именно. «Да какая разница?» – подумал он. Наибольшее скопление людей находилось к северу.
«Пойду туда», – решил он. И тут ему вспомнились слова Шэнноу, словно будившие что-то в его памяти.
«Сегодня я стал смертью».
Цитата из какой-то древней книги. Он нащупывал нужное воспоминание. А, да… «Бхагават-гита». «Я стал смертью, сокрушителем миров». Как уместно!