— Ты что наделал?! — заверещала Муртер. — Траск с тебя за такое шкуру спустит! Только посмотрите на бедного мальчика! Он мертвец!
Она подошла ближе, кашляя и задыхаясь. Доблестный чувствовал себя не лучше. Кроме того, его глаза жутко жгло от чесночной пыли.
— Иди-ка сюда и помоги, Проводник. Прямо сейчас! — взвизгнула она.
Издалека донесся мужской рев, возвещавший, что сейчас он, вообще-то, занимается лошадью. Саксон выразил громкое согласие. К её чести, женщина пробралась сквозь обломки и вытянула Доблестного наружу. Теперь он лежал на боку, что было прекрасно после времени, проведенного лицом вниз. Несмотря на кляп, он кашлял. По крайней мере, его время в вагончике подошло к концу. Все что угодно было лучше подобной перспективы. Но... Ох, его глаза....
— Бедный мальчик, — пробормотала она, пытаясь вытащить кляп, привязанный сложными узлами Траска. — Мы не виноваты. Понимаешь, мы должны делать то, что нам говорят.
— Не останавливайся, — бросил мужчина. — Помоги ему встать на ноги, если сможешь.
— Возьмешь на себя Траска... я имела в виду, когда они приедут.
Телега заскрипела и упала на землю, как только Саксон был освобожден от пут.
— Никто не говорил, что мы можем развязать его, — прорычал мужчина, который подошел посмотреть на происходящее.
— Хорошо. И как тогда мы поставим его на ноги? Ты собираешься тащить его, Проводник?
— Я бы перекинул его через спину коня.
— Спасибо, но на лошади поеду я. Да не стой ты как тупой мул. Принеси ящик с едой, если там что-то осталось. Ты посмотри на его лицо! И перережь веревки на его руках. Да ты только посмотри на эти руки. И ноги... ничем не лучше. О, бедное лицо!
Женщина, хоть и проявлявшая брюзгливость, была внимательна к Доблестному. Она промокнула его губы и язык мокрой тряпкой. Если бы Муртер решила просто сунуть ему в рот бутылку с водой — он, вероятно, просто задохнулся бы. Ему очень хотелось, чтобы женщина протерла его глаза, но сейчас Варт не мог говорить, а потому — выжидал.
— Траск не говорил, что мы можем его развязать, Муртер, — снова заворчал человек, однако, все же ослабил путы Доблестного, насколько это было возможно.
Доблестный неуклюже забарахтался. Он, должно быть, все-таки жив. Мертвецам не бывает так больно.
Его злоключения далеки от завершения. Когда он почувствовал себя напившемся, когда его глаза, наконец вымыли и он снова смог видеть — хотя все еще с трудом — кровь начала приливать к его рукам и ногам. Его пальцы были похожи на свиные, разве что цвета были голубого. Боль? Да, его челюсть болела, но кровь, возвращающаяся в конечности, приносила куда больше страданий. Муртер и Проводник раздраженно бормотали, желая продолжить свое путешествие.
— Есть еще вода? — просипел он. Женщина протянула флягу, и он полностью опустошил её. — С моей лютней все хорошо?
С такими-то пальцами — какая польза от лютни?
— Выглядит неплохо, — сказал мужчина, бряцая по струнам. — Странная лютня.
Внезапно, он напрягся и развернулся вокруг. Из-за спины донесся цокот копыт. Всадники приближались по той же дороге. Змей? Доблестный с трудом принял вертикальное положение, поднимаясь на ноги с некоторой помощью от Муртер. Нет, это не помощь. Это Траск и его шайка. Они оставались позади, чтобы проследить за погоней. О, как бы они потешались, увидь они, как Змей и другие Старые Клинки галопом проносятся мимо дороги в погоне за воздухом. Доблестный расправил плечи, пытаясь выглядеть более воинственным, чем он себя ощущал. Его руки были бесполезными культями, ноющими от боли, и состояние ног не сильно отличалось. На шее все еще болталась веревка, что не придавало юноше достоинства.
Траск повел поводьями. Он возвышался на своей лошади, словно гора на фоне неба.
— Хорошо спалось, да? — спросил он.
— Ты — ведро дерьма, а твоя мать жрала крыс.
Гигант внимательно оглядел его, а затем улыбнулся. Он развернулся и соскользнул со спины лошади. Траск подошел ближе. Очень близко.
— Что ты там сказал?
— Ты — целая чертова бочка дерьма, а твоя мать жрала крыс.
Кто-то хихикнул. Траск резко обернулся, и смех сразу стих. Гигант снова повернулся к Варту.
— Мне не разрешали перекинуть эту веревку через сук, как бы я того не хотел. Но никто не говорил, что нельзя научить тебя хорошим манерам.