— Лаззаро ошибся, — ответил я твердым и серьезным голосом. — И был наказан соответственно. Он больше никому не причинит вреда, уверяю тебя. Его роль как Дома заключалась в обучении и обеспечении безопасных условий — он провалил ее.
Хантер кивнул, хотя глаз не поднял. Но тут Левин потянулся и взял его за руку. Это удивило меня не меньше, чем Хантера.
— Хантер, — мягко сказал он. — Хочу, чтобы ты знал, что заслуживаешь лучшего. Ты заслуживаешь иметь Дома, который относится к тебе с уважением, который знает, что тебе нужно и дает это безвозмездно. Цены за подчинение никогда не должно быть.
Услышав слова Левина, я ощутил прилив гордости и чувство ответственности за то, чтобы поступить правильно по отношению к ним обоим. Мне необходимо знать о боли нового саба, чтобы помочь ему выздороветь...
— Хантер, хочу спросить тебя кое о чем, и мы обсудим это только один раз. Если, конечно, тебе не нужно об этом поговорить. — По его глазам было понятно: он знал, что я собираюсь спросить о шрамах. Саб дважды моргнул. Левин сжал его руку.
— Как врачу мне приходилось видеть разные шрамы. Но не такие плохие и обширные, как твои. — Говорил я мягко, но решительно. — Кто тебя бил?
Хантер снова моргнул, хотя ему потребовалась время для ответа, он не колебался, не игнорировал меня, он просто пытался найти в себе мужество заговорить. Саб побледнел и прошептал:
— Моя мать.
Боже милосердный!
— Сколько тебе было лет, когда это началось?
Хантер слегка покачал головой.
— Из того что хорошо помню? Три или четыре года.
Мои челюсти сжались, ноздри раздулись, кровь закипела, когда я услышал его признание, но мой гнев здесь был неуместен, и я погасил эмоции.
— Что случилось с твоей матерью? — спросил я, стараясь говорить нейтрально.
Он пожал плечами.
— Не знаю, Сэр. Нас разлучили, когда мне было пять лет. Меня отправили... в интернат.
— А в интернате оказалось лучше? — задал я вопрос, зная, что бывает и наоборот.
— В некотором смысле да, Сэр, — ответил Хантер. — Мне нравился распорядок. Установленное время для всего. Все было очень структурировано, и мне нравилась дисциплина. Мне нравилось радовать учителей. Они улыбались, и это придавало моей жизни смысл. — Потом он добавил: — И там была еда.
— Твоя мать не кормила тебя?
— Раз в неделю она готовила овсянку, — ответил саб. Его голос был отстраненным и тихим. Я не мог себе даже представить, какая нужна смелость, чтобы рассказать нам об этом.
Так что в детстве Хантеру приходилось самому заботиться о себе, и к концу недели есть уже зловонную овсянку. Вероятно, мальчика пороли за слезы. И я начинал понимать его сдержанный характер, тихое поведение, укоренившуюся потребность в дисциплине, ненависть к овсянке, жесткий предел порки.
Левин теперь держал обе руки Хантера, и меня это даже не сердило. Я гордился тем, что он помогал новому сабу. Как мой первый саб Левин должен присматривать за Хантером и оказывать ему дополнительную поддержку. И я дал себе обещание: самоуважение и самооценка мальчика будут восстановлены. Лично прослежу за этим. Он увидит собственную ценность.
— Благодарю тебя, Хантер, — сказал я. — Это было нелегко. Спасибо за доверие.
Он кивнул мне и слабо улыбнулся.
— Мне бы хотелось, чтобы ты встречался с моим другом. Он врач, — добавил я. — Его зовут Ефрем, он психолог.
Глаза Хантера расширились, и он моргнул.
— Со мной что-то не так, Сэр?
— Вряд ли, мой дорогой мальчик, — ответил я, встал, и оба сабмиссива тоже поднялись на ноги. Я положил руки на плечи Хантера, затем обхватил его лицо ладонями. — Твоя история, твои шрамы, говорят, что ты сильнее, чем думаешь. Но моя обязанность — заботиться о твоем благополучии, и это включает в себя обеспечение твоего психического здоровья так же, как и физического. Наш разум нуждается в такой же заботе, как и наше тело.
Хантер смотрел на меня с уязвимостью и страхом в глазах.
— Если вы так считаете.
— Хантер, Ефрем — мой надежный приятель и Доминант в нашем Доминионе, — объяснил я. — Он поймет. Он не осудит тебя, и все, что ты ему скажешь, будет полностью конфиденциально. Ты встречался с ним раньше, когда впервые пришел в Санктус, помнишь? — спросил я, и он кивнул. Я провел пальцами по волосам мальчика. — Мы с Левиным периодически видимся с ним.
Он повернулся к Левину.
— И ты?
— Конечно, и я, — ответил Левин. — Ефрем замечательный.