Тогда мальчик замирал посреди улицы, а ветви деревьев и крыши домов над головой раздвигались в стороны, оставляя его беззащитным под оголенными небесами, расширенными до пределов детского сознания. С этой бледно-голубой, пронзительной высоты из самого сердца протяжного, муторного воя на ребенка взирало нечто. Нечто, под парализующим, немигающим взглядом которого мальчик боялся дышать, пока звук не начинал идти на спад. Если сирена заставала Андрея дома или в школе, он с тем же чувством цепенел, глядя широко раскрытыми глазами в окно: словно прямоугольник неба в раме за стеклом разрастался до границ разума, прошитого канвой страха и предвкушения.
Андрей вырос, оставив эти странные, беспокойные ощущения в детстве. Теперь сирена вызывала только нервный тик в левом глазу и судорогу глубоко внутри, которую взрослые обычно называют самоконтролем. Так было до тех пор, пока маленький сын Захарова не расплакался от страха, услышав тоскливый вой над городом. Плавая в собственных бесполезных объяснениях в попытке успокоить малыша, его отец дал слово все исправить – на свой, категоричный лад.
***
Прошло полгода и проект Захарова, наконец, приняли. После тщательного обсуждения, члены комиссии нашли в нем немало пользы для себя и, разумеется, для города. Утверждение прошло на удивление быстро и гладко, за исключением одного неприятного инцидента: чиновник старой закалки, сухопарый и нервный пожилой человек, обычно покорно принимавший сторону большинства, на этот раз выступил ярым противником проекта. Дошло до того, что у него случился припадок прямо в зале заседаний, так что охране пришлось силой вывести его на улицу. Мужчина отбивался и кричал, что систему оповещения отключать нельзя и остальные не ведают, что творят и чем это обернется. Безумного старика отправили в бессрочный отпуск лечить голову, и с тех пор Захаров его не видел.
Наступил март, прохладный, но уже проникнутый предвкушением весны и тепла – блаженно тихий впервые за многие годы. Захаров вместе с прессой посетил несколько уроков ОБЖ, где отличники наизусть зачитывали инструкцию для населения в случае сигнала воздушной тревоги. В душе чиновник каждый день торжествовал при мысли, что сегодня сирена снова не прозвучала, а его сын, как многие другие дети и взрослые, избавлен от ещё одного пустого страха. Захарову казалось, что это стало его личной победой над сигналом тревоги, впивающимся в самое сердце когтями дурного предчувствия.
Пролетел капризный апрель, за ним пришел по-летнему теплый май. Триумф Захарова поблек в потоке повседневной рутины: на комитет по безопасности ополчились СМИ, требуя принять меры в свете участившихся несчастных случаев среди детей. Последние два месяца новостные сайты пестрели леденящими кровь заголовками: «Девочка выбросила новорожденного брата с девятого этажа», «Школьник отрубил однокласснику руку», «Сын поджег спящих родителей», «Семилетний мальчик разрезал живот беременной соседки». О первых происшествиях Захаров узнал от жены, обеспокоенной тревожными слухами, расползавшимися словно чума среди знакомых. СМИ винили в трагедиях насилие на телевидении и в компьютерных играх, а перепуганные взрослые внушениями, угрозами и усиленным контролем пытались защитить детей от них самих.
Захаров гордился своей способностью не поддаваться панике и рассуждать трезво в любой ситуации, но официальные отчеты полиции говорили сами за себя, а его жена стала прятать от сына диски со «стрелялками» и поставила пароль почти на все спутниковые каналы. Мужчина невольно начал прислушиваться к разговорам коллег по работе и с тревогой подмечать странности в поведении собственного ребенка. Однажды, вернувшись из гостей, его сын с восторгом рассказал, что на стене в большой комнате он видел саблю прадедушки, зарубившего на войне много врагов. Этой саблей ужасно гордилось всё семейство его друга, а хозяин дома не упускал случая в красках описать ратные подвиги своего предка. Рассказав об этом, Захаров-младший спросил: будет ли папа также сильно гордится мною, если я зарублю много врагов? Его мать ничего не ответила, только побледнела, сжала губы и запретила ребенку оставаться у знакомых, а для отца красноречивый взгляд супруги сказал больше, чем все отчеты и газетные статьи вместе взятые. В городе нарастало напряжение, но что мог предпринять комитет по безопасности? Пока его коллеги составляли расписание учебно-воспитательных работ среди дошкольников, младших и средних классов, чиновник терзался вопросом, что толкает детей к насилию и как уберечь от этого безумия сына.