По настоянию жены, Захаров сегодня ждал мальчика у ворот детского сада: супруга не доверяла провожать ребенка домой знакомым мамам, как это водилось раньше. Воспитатель задержал малышей, и мужчина, потоптавшись вместе с другими обеспокоенными родителями десять минут на солнцепеке и наслушавшись жутких новостей, заозирался по сторонам в поисках лавочки в тени тополей. Сначала он не обратил внимания на примостившегося с краю скамьи пожилого человека, но в нескольких шагах разглядел лицо незнакомца и круто развернулся, стараясь держаться спокойно – это оказался тот самый буйный чиновник, устроивший скандал на рассмотрении захаровского проекта.
- Да не переживайте вы так, я вас не трону! Теперь это уже ни к чему, - старик говорил добродушно и мягко, что-то в его голосе заставило Захарова обернуться. Потерянная полуулыбка и рассеянный взгляд пожилого мужчины наводили на мысль о транквилизаторах. – Садитесь, Бога ради, а то на пекле стоять…
Захаров остался стоять в тени тополя и хотел было из вежливости заговорить с бывшим противником по дебатам, но промолчал, опасаясь неадекватной реакции.
- Ну как, довольны тем, что натворили? – беззлобно вопросил чиновник, машинально потирая ладонями колени.
- Что? Испытания системы оповещения без сирены прошли успешно, - Андрей не сразу понял, о чем говорит старик, и, нахмурившись, добавил: - Лучше, чем было раньше, когда никто не знал, зачем воет сирена.
- Да я не о том, - мужчина на скамейке отмахнулся от последних слов как от назойливого насекомого. – Все эти бедные детишки в газетах, которые режут себя, колотят младших братьев и сестер, поджигают родителей… Всё ваших рук дело. Вы что, газет не читаете?
- Читаю, но я то тут причём? – раздраженно ответил Захаров, прикидывая про себя, насколько опасным может оказаться внешнее спокойствие безумца и не стоит ли вызвать скорую. Или полицию.
- Ах, ну посмотрите же, просто посмотрите туда! – пожилой мужчина указал рукой в сторону спальных районов. Андрей непонимающе уставился на крыши жилых домов вдалеке и через пару секунд полез во внутренний карман пиджака за телефоном, чтобы вызвать бригаду психиатрической помощи. В ответ отставной чиновник то ли с мольбой, то ли с сожалением запротестовал: - Вы неправильно смотрите! Это ведь сигнал воздушной тревоги, и все мы в детстве видели старые фильмы про войну. Поэтому смотреть надо вот так!
Старик соединил кончики большого и указательного пальцев, растопырив остальные, приставил получившееся кольцо на левой пятерне к такому же кольцу на правой, вывернул руки локтями вверх, ладонями к себе и приложил к глазам – получилось что-то вроде очков пилота. Захаров чувствовал себя ужасно глупо, проделывая эти манипуляции, зато теперь никто не упрекнет его в грубом обращении с больным на голову, старым человеком, а через минуту он вызовет бригаду скорой помощи.
Мужчина приложил «очки» к лицу и тут же отдернул руки: ему показалось, что в глаз залетела мошка. Моргнув несколько раз, он понял, что ощущение было не физическим, а скорее зрительным, а реакция – бессознательной. Андрей опять поднес к глазам ладони, сложенные на манер очков, и едва удержался, чтобы не убрать руки и не отвернутся. Инстинктивно отступив назад, он уперся голенью в скамью, и этот слабый толчок вернул ему ощущение реальности, недвусмысленно дав понять: перед глазами – не галлюцинация.
Темное пятно, которое мужчина поначалу принял за мошку в глазу, оказалось огромным существом на горизонте: оно пересекало окраину города, а крыши домов едва доходили монстру до колен. Силуэт чудовища напоминал человеческую фигуру на длинных, полусогнутых ногах, но присмотревшись, можно было заметить в нем больше сходства с гигантской саранчой. Тварь медленно вышагивала между домами, время от времени накланялась и шарила лапами по земле, поворачивая круглую голову из стороны в сторону. У существа не было глаз.
- Что это?.. Откуда оно?... Я не… - Захаров захлебывался нарастающей волной ужаса, не в силах оторвать взгляд от чудовища на горизонте, хотя руки затекли и начинали болеть.
- Он – часть этой земли. Такой же древний как сама земля, на которой построен город, - нараспев отвечал старик, словно рассказывал забытую легенду. – Он питается страхом, и во время войны так много его пожрал, что ушел в спячку. А мы… те, кто был до меня, придумали использовать сирену, чтобы не дать ему проснуться. Каждый год мы включали сигнал, чтобы город кормил его страхом. Этого было достаточно, чтобы он оставалось в спячке. Много, много лет. Но вы отключили сирену, и теперь он проснулся. И знаете что? Он голоден. Люди не видят его, но он каждый день рыщет в поисках страха. Он больше питается страхами детей – чистыми, не зажатыми в рамки опыта и здравого смысла. Страхами взрослых тоже, но они не такие… искренние, не такие сильные. У детей выбор богаче: страх темноты, боли, наказания и много чего еще. Поэтому он подталкивает детей к краю, позволяет любопытству одержать верх, пролиться крови – так случаются все те ужасные вещи, о которых пишут в газетах. И это только начало.
- Я могу все исправить… Могу включить сирену, - осипшим голосом запротестовал Захаров. Пока старик говорил, мужчина ожесточено пытался вернуть разуму контроль над чувствами, убедить себя, что существо на горизонте – иллюзия, обман зрения. Но чудовище было больше чем реальным: даже сюда, на другой конец города, от него доходила волна плотного, почти осязаемого беспокойства, перераставшего в тревогу.
- Сирена теперь не поможет, - безумный чиновник с жалостью смотрел на Андрея, у которого начал дергаться левый глаз. – Её хватало, пока он был в спячке. Но сейчас он проснулся и ему нужно намного, намного больше страха, чтобы насытится. Чем сильнее страх, тем больше он будет разжигать любопытство в головах детей, чтобы помочь им преодолеть свой страх и снова пролить кровь, получив ещё больше страха взамен. А когда город окончательно спятит от ужаса, он станет сильнее и примется за головы взрослых, и тогда… Хорошо, что у меня нет детей. А у вас есть дети?
Где-то совсем рядом завыла сирена скорой помощи, и машина с проблесковым маячком, вылетев из-за поворота, вклинилась в толпу родителей у ворот детского сада. Захаров опустил руки и отвернулся, но невидимый крючок страха крепко засел у него в мозгу и медленно погружал свою жертву в оцепенение перед разверзнутыми небесами и невидимым наблюдателем – ощущение из детства, которое спустя тридцать лет обрело плоть и приняло форму чудовища. Бригада скорой помощи бросилась к дверям детского сада, им навстречу хлынула толпа малышей, едва сдерживаемая растерянными воспитателями. Захаров-младший, завидев отца, побежал ему навстречу. Мальчик что-то кричал, а глаза его горели возбуждением и страхом.
- Папа! Папа! Там одна девочка взяла ножницы и…
Захаров не слушал. Он чувствовал на себе голодный взгляд с небес, взгляд древнего существа с круглой головой насекомого без глаз, а в голове звучал эхом тягучий, заунывной вой сирены в бесплодной попытке разума защититься.