Владик тоже не привык к ней до конца. В маршруте променада, освещенного фонарями и выложенного новым тротуарным камнем, он по-прежнему узнавал изгибы глинистой тропинки, которая загадочно уводила в запретные дебри затерянного мира, где он раньше пропадал целыми днями. Теперь заросли кустарника и завалы деревьев расчистили, болотистое дно осушили, а в самом широком месте оврага сделали просторную детскую площадку. Чтобы она не уступала площадкам возле домов наверху и не пустовала, к ней спустили по склону удобную лестницу и поставили здесь корабль, какого не было ни в одном соседнем районе.
После того как овраг облагородили и гулять здесь больше никто не запрещал, Владик с приятелем Глебом стали возвращаться этой дорогой с курсов английского, где они вместе занимались. Они облюбовали новый корабль как только его увидели и всякий раз забирались на верхнюю палубу посидеть и поболтать, даже если вокруг сновала малышня. Они мало обращали на нее внимания, потому что оба были почти семиклассниками.
В один из последних дней августа, тихий и ясный, какие бывают в самом конце лета, по дороге домой они как всегда залезли на корабль. Глеб рассказывал о сложной подоплеке событий в мире новой игры, а Владик, который, как у них завелось, чаще был слушателем, время от времени вставлял уточняющие вопросы. Но в какой-то момент ему сделалось скучно, и он запрокинул вверх голову, без всяких мыслей глядя в небо. Оно было ясное и чистое, как будто лето, перед тем как уйти, навело наверху уборку и забрало все свои облака, оставив осени, которая должна была вот-вот вселиться в покинутую им высь, только ровную пустую синеву.
Владик очнулся, когда Глеб вопросительно умолк. Он рассеяно поддакнул и взгляд его вновь перенесся вниз на площадку. В это время по лестнице спустились три старшеклассницы. Они подошли к тем самым парным качелям в центре, которые, надо сказать, были достаточно высокими и рассчитанными скорее на подростка, чем на ребенка. Две девушки сели спиной к кораблю, а третья встала перед ними, заняв место в центре рамы качелей, лицом к Владику. В этот момент все изменилось навсегда. Голос Глеба вдруг зазвучал все дальше и дальше, как будто он остался на берегу, а река, что когда-то текла в этом русле, вдруг вырвалась невидимым потоком из подземных труб и понесла Владика на корабле неведомо куда своим мощным течением.
С того дня площадка сделалась для него особенным местом. Он никому ничего не сказал, но стал приходить сюда каждый день. У Владика не было какой-то цели, он просто забирался на палубу и наблюдал за беготней детей и за хозяевами, что гуляли с собаками по променаду. Он удовлетворялся уже тем, что чувствовал на всем вокруг отпечаток той встречи.
А через несколько дней, в начале первой учебной недели, снова появилась она. Уже смеркалось и с площадки все разошлись. В овраге темнело быстрее чем наверху, как будто ночь взрослела здесь раньше. Владик просидел на палубе часа два и подумывал уйти, как вдруг заметил спускавшуюся по лестнице фигуру.
Она еще только скользнула тенью в просвете между ветвями, но Владик сразу узнал ее. А в следующий миг - он сам не понял как это произошло - он притаился за бортом и стал наблюдать в открытый пушечный порт.
Девушка села на качели, надела наушники, и стала легонько покачиваться. С тех пор она приходила сюда почти каждый вечер уже вторую неделю и все повторялось. Она появлялась, когда площадка пустела и оставалась здесь около часа.
Сегодня все было как всегда. Владик сидел, обняв руками колени, чуть поодаль от пушечного порта, скрытый тенью. В квадратный проем он наблюдал, как девушка качается посреди пустой площадки. Постепенно ему начинало казаться, что во всем мире существует только она одна и тогда ощущение времени пропадало, как будто она превращалась в маятник, который качается в противоход времени, отменяя его. Иногда она мечтательно склоняла голову к плечу, и качели двигались медленно и сонно, как будто плыли в стылой воде, что вот-вот схватится льдом. А иногда наоборот бралась обеими руками за цепи, отталкивалась от земли и запрокидывала лицо вверх. Казалось, качели были своеобразным проводником музыки, что звучала у нее в плеере. Эта музыка как волна исходила от движений ее тела и перетекала отсветами фонаря по ее длинным волосам, то тихо струящимся по спине, то на мгновение замирающим в воздухе.
И вдруг со стороны променада, что светился поодаль, отлого поднимаясь к городу, донесся женский голос, который несколько раз позвал "Чарли, Чарли!"
Владик еще не успел понять, что это может значить, как на площадку влетел годовалый далматинец. Большой щенок принялся упоенно обнюхивать все, что попадалось ему под нос, стремясь выведать как можно больше нового, пока его не увели с запретной территории.
Владик инстинктивно отодвинулся от пушечного порта. В край проема он увидел, как пес торопливо обежал по площадке круг, а затем устроился у ног девушки. Та склонилась к нему и принялась гладить.
- Чарли! - издалека позвала хозяйка.
В кроне дуба зашелестел ветерок, который, похоже, веял со стороны корабля. Под рукой девушки мелькнула навострившая уши собачья морда. Владик бесшумно отполз в самый темный угол палубы, замер и стал вслушиваться.
Частое, повизгивающее от радости дыхание. Шорох хвоста, метущего настил площадки. Что-то маленькое покатилось врассыпную, наверное желуди, которые пес смахнул хвостом.
- Чарли, Чарли! - снова позвал голос.
Шорох хвоста прекратился. Частое возбужденное дыхание далматинца переместилось и стало громче. Владик невольно вжался спиной в борт.
- Чарлик! - голос раздался ближе.
И тут по лестнице, что вела на палубу со стороны площадки, застучали собачьи коготки. Обнаружив Владика, Чарли изумленно застыл, звонко гавкнул, всеми лапами отпрыгнул назад, снова гавкнул и подскочил к Владику. Мальчик протянул к нему вспотевшую, плохо слушающуюся ладонь, чтобы его успокоить, но Чарли еще несколько раз восторженно гавкнул и ринулся его облизывать, колотя хвостом по лежавшему рядом ранцу. У Владика, который сидя на полу получался ниже Чарли, не было никакой возможности защититься от его холодного носа и горячего слюнявого языка. Он попытался его погладить и усадить, но пес напирал и стремился его повалить.
- Чарли! - голос хозяйки раздался теперь рядом с кораблем. В руках у нее звякнул поводок. Но видимо второпях она еще не услышала возни на корабле.
- Куда он делся-то? - спросила она весело и изумленно.
- Только что был здесь. Я отвернулась, а он уже убежал, - ответила девушка.
Несмотря на свое положение, Владик уловил каждую ноту ее голоса.
- Что ты будешь с ним делать. Чарлик!
- Иди, - отчаянно шепнул Владик псу в мягкое ухо, и схватив его за ошейник с медальончиком, постарался развернуть к лестнице.
- Чарли-ик! - крикнула женщина и Владик к своему ужасу понял, что она направляется к кораблю.
- Пожалуйста, - взмолился он, не замечая непрестанно лизавшего языка. - Пожалуйста.
- Чарлик! - когда голос хозяйки раздался так близко, словно она была уже на палубе, пес, позабыв о Владике так же легко, как сделался его лучшим другом, звонко гавкнул и бросился вниз по лестнице.
- Я ж тебе сейчас! - хозяйка зазвенела поводком, изловив беглеца. - Ну-ка, домой. Домой.