Выбрать главу

глухо и ритмично, то стучали, будто по барабану в духовом оркестре, то без

порядка и очереди, то синкопами (ямб) и хореями, амфибрахиями и дактилями,

и анапестами, и бакхиями, и антибакхиями, с амфимакром и пеонами – первым,

вторым, третьим и четвёртым, и спондеем стучали, и пиррихием, и молоссом,

(пусть простят меня трибрахий и пятисложные – дохмий и ряд других) казалось,

что это стучит и вот-вот выскочит сердце.

«Прекрасны ланиты твои под подвесками… шея твоя в ожерельях… глаза

твои голубиные… лилия между тёрнами… сотовый мёд каплет из уст твоих,

невеста…

Мирровый пучок – возлюбленный мой… яблонь между лесными

деревьями… нарцисс Саронский…»1

Но как, же это возможно? в мириадах ланит и ожерелий не пропустить,

увидеть, узнать её, её единственную?

Лепушок пробивался сквозь уймы излучений, потоки струй, лавины кликов

и фонтаны выкликов: к ней, туда, на опушку, где жила она со своим бирюзовым

семейством…

…луга расстилаются под ногами, тёрн и всякое терние отступают и

удивляются, а источники шипят от прикосновений… туда, в прохладу роз, в

тень тамарисков, в ямочку, в ложбинку…

Началось с дождя. Надо было спрятаться. Этого им хотелось. Спрятаться. И

дождь помог.

Убежище: стог сена, куст сирени, кладовка; с голубым сквозь щели свода

светом пещера, парадный подъезд, тёмная лестница, лампочка, заброшенный

ларёк, запах карамельных конфет, подвал-котельная, герань в горшке; чердак в

белых цветах и вспорхах голубей; ночные бабочки, поводящие крыльями в

сияниях луны…

Нежная игра: прижать к губам, прильнуть к затылку, привлечь на грудь,

закутаться в волосах, нюхать запах тела, руки на плечи, обвивать шею, впиться

в губы, когти, пальцы, исступленья, мять, лизать, покусывать, ласки, лакомые

лакомки, ласкать, голубить, миловать, сластёны сладостные сладкоежки,

ласкаться, ластиться.

Ласковый будто тёплый летний дождик; прозрачными сделал одежды её;

растаяли платья от оплетающих прикосновений; её грудь – кувшинка полей -

подалась вперёд навстречу шепчущим изгибам губ, изгибами к изгибам

прилипающих, приникающих к влажным набирающим силы потокам…

Невыносимое «скорей», «дальше», но кто может оторваться от того, что уже

есть? Оставила мéту и водопадами покатилась и заискрилась нежность.

1Книга Песни Песней Соломона.

23

Шептались шизонепепетки многонадрезные, шептал хвощ полевой…

пустырник шептал: «Шу-шу-шу, ши-ши-ши»…спорыш что-то шептал тоже.

Были недовольны.

– Чем ты недоволен, выживший из ума сутяжник? Тем, что не досталось

тебе! Что ты дрожишь слезливым веком? Что тебя не устраивает в этом

отчаянном трении? Или это некрасиво?

– Ах! красота у каждого своя.

«Особую трогательность картине придаёт главный персонаж –

бездыханный, но чертовски умный… лицезреть который, можно лишь в

качестве голограммы в виде милой девочки с ангельским голосочком…

Отвязного драйва в кровавое действо добавляет музыка в стиле кислотных

дискотек, под которую так и тянет поколбаситься»1.

Мне кажется, что надо писать пок албаситься. Тогда слово происходит не от

колбасы, а непонятно от чего и, таким образом, обретает невероятное

количество значений, вселенскую полноту, и выглядит уже не какой-то бледной

аллегорией, а настоящим символом.

Да.

Время постояло-постояло и пошло. Старину Время не проведёшь ведь!

Здесь должно следовать большое авторское отступление: размышление о

том, как быстротечна любовь, как скоропостижно отцветают лепестки счастья,

опадая, низвергаясь и увлекая за собой все нежные чувства; о том, как любовь,

будто фиалковая Кора, богиня живых, становится богиней мёртвых, безутешной

Персефоной, которая всегда тоскует по живым. Отступление можно было бы

сделать отдельной сценой и назвать: «О мёртвой любви» или «О

быстропроходящей живой и мёртвой любви»– есть же сказка «О живой и

мёртвой воде».

Чья-то властная рука перевернула песочную воронку, и снова потёк песок

жизни… один и тот же песок: туда, сюда.

The odour from the Flower is gone

Which like thy kisses breathed on me;

The colour from the flower is flown

Which glowed of thee and only thee!

Аромат цветка отзвенел,

Как твои поцелуи растаял.

Цвет иссяк, облетел, отшумел

И следа от себя…от тебя не оставил!2

1Беликова Елена, «Виртуальный ужас в ритме рейва», заметка по поводу фильма «Обитель зла», режиссёр и

сценарист: Пол Андерсон.