– Mon colonel[4], мы взяли шесть человек, они ранены. Что с ними делать? — Его глаза скользнули по лицу Принца, он узнал пленника и невольно приосанился. Все-таки не каждый день берешь матерого зверя, да еще под началом такой замечательной женщины, как их мадам полковник.
– Потери? — бесстрастно спросила Аньес.
– Двое погибли, в том числе Жюль, мой полковник. Еще пять человек ранены.
– Пленных оставить здесь, — холодно уронила Аньес. — Навсегда. — Она достала из заднего кармана рацию. — «Мираж-два», я «Мираж-один». Фейерверк закончился, товар доставлен почти в целости. Никто не убежал. Приказываю приступить ко второй фазе: уничтожению лагеря. Об исполнении доложите.
– «Мираж-один», — прошелестел глуховатый голос, — вас понял. Вызываю бомбардировщики.
– «Мираж-два», конец связи. Эй! Носилки для нашего дорогого пленника.
Самолеты, начиненные бомбами, прилетели к лагерю боевиков через несколько минут.
Вечером того же дня Артюр Боннар, видный французский журналист, начал статью для завтрашней передовицы словами:
«Весь мир вздохнул с облегчением.
Французские спецслужбы обезвредили одного из опаснейших…»
Текст содержал ряд тонких намеков на то, что там, где как англичане, так и американцы потерпели позорную неудачу, Франция опять оказалась на высоте. Трехцветный флаг развевался в каждой строчке, мозоля глаза представителям всех прочих наций.
– Чушь, — высокомерно бросила полковник Мари Декрессак, она же пустынница Аньес, свернув газету и бросая ее на стол. — Бертран!
На ее зов немедля объявился вполне приличного вида господин с добрыми, как у печальной собаки, глазами. Он и Мари были женаты уже полтора десятка лет и души не чаяли друг в друге.
– Бертран, душенька, принеси мне, пожалуйста, еще кофе, — распорядилась грозная полковница. — Я надеюсь, в мое отсутствие ты не забывал поливать цветы? И, кстати, как дела в школе у Женевьевы с Феликсом?
Глава четвертая
Едва нам начинает казаться, что мы что-то узнаем, как тут же выясняется, что мы ровным счетом ничего не знаем.
Я (потому что это опять я, а кто же еще?) выныриваю из метро и перевожу дух.
Я имею на это право, потому что время, которое я провела под землей, было не самым приятным в моей жизни. Я прижимала сумку крепко к себе, боясь, что ее у меня могут вырвать. Кроме того, меня могли снова оглушить, столкнуть под поезд или, на худой конец, зарезать. Для человека с моей любовью к жизни это, надо признаться, неутешительная перспектива.
Вдобавок человеческий мозг странно устроен, и, как я ни пыталась хоть на время забыть о моем деле, мысли о нем упорно продолжали лезть мне в голову. А случайно увидев свое отражение в окне вагона, я заметила кое-что, на что не обратила внимания прежде и что, по правде говоря, привело меня в еще большее бешенство, чем даже татуировка и одежда с чужого плеча.
Мне обрезали волосы!
Утром они доходили почти до середины спины. Теперь то, что у меня осталось, едва прикрывало шею и, мало того, было стянуто в короткий тугой хвостик, перевязанный мягкой резинкой.
Это было последней каплей. Мне захотелось плакать. Я запустила пальцы в бедные огрызки, которые у меня еще оставались, растрепала прическу, содрала гнусную резинку и швырнула ее на пол. Потом я подумала, что она может пригодиться как вещественное доказательство, подобрала ее и машинально открыла сумку, чтобы положить улику внутрь. Из глубины сумки на меня холодно блеснул пистолет, о котором я уже успела забыть. Клянусь, я едва не закричала от ужаса.
Я призвала себя к порядку. Господи, я же вовсе не героиня по натуре! До недавнего времени я мечтала прожить свою жизнь, по возможности как можно меньше страдая и не причиняя страданий другим. Можете обвинять меня в том, что я старалась плыть по течению. Вам это сделать легко — вы же совсем не знаете меня.
Итак, я взяла себя в руки (очень крепко) и попыталась расставить все части головоломки по своим местам. Я не помнила моего похитителя или похитителей, но все указывало на то, что для сумасшедших они действовали чересчур изощренно. Что они сделали со мной, я знала, по крайней мере, отчасти. Что они собирались сделать…
Тут состав дернулся, как в эпилептическом припадке, и остановился. Я поглядела на синюю табличку с названием и обнаружила, что едва не прозевала свою станцию. Схватив с сиденья сумку, я ринулась к выходу и кое-как протиснулась в уже закрывающиеся двери. Уф.