Я здесь уже бывал.
В прошлом году. Девушка вылетела сквозь оконное стекло на девятнадцатом этаже и разбилась насмерть. Даша Ружичка, несовершеннолетняя проститутка, уроженка Чехии. Когда ей исполнилось четырнадцать, отец продал ее местному торговцу людьми, и Дашу провезли через всю Европу. В тех регионах девушки очень часто пропадают. Каждое исчезновение объявляют обычным уходом из дома. Исчезновение Даши объяснялось более прозаическими причинами.
Она была красива, но не той худосочной красотой, которую сейчас насаждают повсюду. Нет, она была воплощением истинной красоты. Проститутка с таким лицом – золотое дно: несмотря на все унижения, она постоянно выглядит чистой и невинной. Главным недостатком моей работы было неотступное чувство гнетущего бессилия. Я хорошо знал, что с девушками и женщинами делают все, что угодно. Насилуют, избивают. Выбрасывают в окно. В кого мы превратились, если считаем красоту дурным качеством?
Я был уверен, что Даша не сама выбросилась из окна – у нее попросту не хватило бы сил пробить стекло своим телом. Однако гостиничный номер, в котором это случилось, был пуст. Я несколько часов допрашивал постояльцев и сотрудников гостиницы, имевших доступ на этаж. Когда задержанные толстосумы пожаловались начальству, мне на смену прислали инспектора. Я повел его в пустой номер на девятнадцатом этаже, попытался объяснить ситуацию.
Он не стал меня слушать, и тогда я решительно попятился к двери, неотрывно глядя на окно. На город внизу. Инспектор понял, что я собираюсь сделать, и заорал, приказывая остановиться. Я с разбегу бросился к окну – хотя бы для того, чтобы увидеть выражение лица инспектора, но он успел преградить мне путь, прежде чем я врезался в стекло.
Это был второй из трех проколов, которые в конце концов привели к сенсационным новостям на первых полосах газет. К моему полному позору. К тому, что никакой другой работы мне больше не светило.
Смерть Даши признали самоубийством. Расследование проводить не стали.
С тех пор я в Битхэм-Тауэр не был.
4
– Сержант уголовного розыска Конвей, – представилась женщина, протягивая руку для рукопожатия.
Мы ждали в вестибюле, а ее коллега разговаривал с девушкой-администратором. Вел себя слишком фамильярно для сотрудника Особого отдела. Со стороны огромной вращающейся двери донесся взрыв хохота – в вестибюль вошли какие-то типы в смокингах и принялись танцевать под люстрой размером с солидный легковой автомобиль. Я мечтал, чтобы она на них свалилась.
Конвей кивнула на своего напарника:
– Чего он с тобой так?
Тот как раз отошел от стойки администратора и направился к нам. Конвей тут же напустила на себя безразличный вид.
Лифт бесконечно долго поднимался на этаж с пентхаусами – в ту часть башни, где я прежде не бывал. Напарник Конвей воспользовался магнитной картой, которая давала доступ на этот высший уровень.
Приглушенная мелодия «My Heart Will Go On»[3] из «Титаника» постепенно смолкла, потом с новой силой взвыла с самого начала. Кабину лифта, как и все остальное в здании, украшали зеркала и до блеска отполированная сталь.
Я рассматривал свои ботинки.
Лифт остановился на сорок пятом этаже. С драматическим свистящим шорохом раздвинулись двери. Механический голос занудливой училки еще продолжал вещать, а меня уже крепко схватили за локоть.
Сержант Конвей осталась у лифта, а мы пошли по длинному коридору, оформленному с изысканным минимализмом. Миновали две квартиры – на этаже их было всего три – и приблизились к строгой черной двери. Мой сопровождающий открыл ее магнитной карточкой и провел меня в холл огромной, совершенно безликой квартиры.
В прессе много писали об этих пентхаусах. Поселиться там могли только суперсостоятельные люди. Сама квартира вряд ли стоила своих денег, но платили не за нее. А за то, чтобы жить на высоте пятьсот футов. Чтобы иметь уникальную возможность смотреть свысока на миллионы людей или, если ты достаточно важная шишка, – чтобы они взирали на тебя снизу вверх.
Сумрачный холл подсвечивали неоновые огни города. Три стены зеркального стекла предоставляли панорамный обзор.
– Садись, – сказал угольно-серый человек.
Я остался стоять.
– Ладно, сейчас он к тебе выйдет. – С этими словами он повернулся и пошел к двери. Отворил ее ровно настолько, чтобы пройти, и тихо, но тщательно закрыл за собой.