Я не ответил.
— Сегодня утром я беседовал с вашим шефом, Паррсом, — продолжал Росситер. — Прекрасный человек.
— А почему я только сейчас об этом слышу?
— Вы неплохо маскируетесь. Детектив Керник несколько часов вас искал.
— Да-да, не привлекая излишнего внимания. В бумере.
— Извините. Сотрудники Особого отдела лучше ориентируются в благополучных кварталах.
— А я — в неблагополучных.
— Поэтому вы и здесь…
— Я не вправе обсуждать Карвера, пока не поговорю с суперинтендантом Паррсом.
Росситер пристально посмотрел на меня, достал из кармана пиджака телефон и протянул мне.
— Лучше вы сами, — сказал я.
Он улыбнулся, отыскал номер в списке контактов и нажал «вызов». По своему обыкновению Паррс ответил сразу же.
— Ваш человек у меня, — сказал Росситер. — Выглядит соответствующе. Ведет себя очень убедительно. При исполнении, но от выпивки не отказался. Однако не желает обсуждать дела, пока не переговорит с вами. — Он снова протянул мне телефон.
— Сэр.
— Уэйтс, — глухо рыкнул суперинтендант Паррс и с раскатистым шотландским акцентом продолжил: — Окажите министру всяческое содействие. Поговорим завтра.
Он повесил трубку, и я вернул телефон Росситеру.
— Итак, Зейн Карвер, — напомнил министр.
— Наркодилер.
— Зачем он вам?
— Чтобы выйти на остальных, если повезет.
— Вам велено подобраться к нему поближе?
— По-моему, задание вот-вот изменится.
Росситер промолчал.
— Карвер преуспевает потому, что он такой один. Бизнесмен среди отморозков. Моя задача — сыграть на этом.
— И как же?
— Есть три способа. Если грамотно надавить на него, он может сдать других дилеров. Он не самый влиятельный и не самый умный из них, но может подставить кого-нибудь покрупнее. Или сообщить, кто из полицейских работает на него. И самое интересное: возможно, он просто крышует.
— Кого?
— За ним могут стоять еще человек десять, о которых мы даже не слышали.
— Интересно, ради чего вы на это согласились? В смысле, теперь, когда ваше имя запятнано…
— Мое имя изначально мало что стоило. Итак, зачем я здесь, мистер Росситер?
Он снова сделал глоток, клацнув зубами о край бокала.
— Что вам известно о моей дочери? Младшей, Изабель?
— Хорошенькая, совсем юная. Восемнадцать, девятнадцать?
— Семнадцать, — поправил он. — И связалась с этим типом, Карвером.
— Так она же несовершеннолетняя. Вызовите патрульную машину, пусть привезут ее домой.
— Суперинтендант Паррс предложил то же самое. Боюсь, тут надо действовать тоньше.
В панорамные окна ударили крупные капли. Сначала единичные, они становились все тяжелее, стучали все чаще, и вскоре комнату окутала пелена дождя. Я ждал.
— Такой начитанный человек, как вы, скорее всего, помнит, в связи с чем Изабель в последний раз упоминали в новостях.
— Она упала в обморок, — сказал я. — От переутомления.
Росситер не шелохнулся.
— Попытка самоубийства?
Он кивнул.
— Изабель страдает депрессией. В какой-то степени это наследственное, по материнской линии. Попытки самоубийства были и раньше, но такая серьезная — впервые. Много крови, много шума. Разумеется, газетчики пронюхали. Мы скормили им версию переутомления. — Он смотрел куда-то в сторону, видимо заново переживая случившееся. — Я лично встречался с главными редакторами, умолял их.
— Представляю, как это тяжело, — сказал я.
— Правда? — Он посмотрел на меня, переформулировал вопрос: — А знаете, что самое страшное? Страшнее того, что ваша дочь ножом пропорола себе шею?
Я покачал головой.
— Самое страшное — когда дочь возвращается домой из больницы и ненавидит вас за то, что вы спасли ей жизнь. — Он допил коньяк. — Мы с ней тогда поговорили, Уэйтс. Она сказала, что понимает свое состояние, понимает, что ее ждут тяжелые дни. И очень спокойно объяснила, что этот день был не из таких. Она все прекрасно осознавала и не могла простить мне, что я вызвал «скорую».
— Долгой же была та извилистая дорожка, которая привела дочь министра к Зейну Карверу.
— Да, дорожка была и долгой, и извилистой, — кивнул Росситер. — Моя дочь познакомилась с ним через кого-то из друзей. Насколько мне известно, она уже месяц живет в Фэйрвью.
— Месяц?
Он промолчал.
Фэйрвью — так называлась резиденция Карвера. Большой викторианский особняк в южном пригороде, полном молодежи и студентов. Дом Карвера приобрел скандальную известность благодаря вечеринкам, куда стремились попасть все, от университетских сердцеедов до местных знаменитостей.