/* Имеются в виду скелеты животных (эндоскелеты) и раковины моллюсков, и наружные «панцири» членистоногих (экзоскслеты). /
/** Хитоны – небольшие съедобные моллюски с панцирем из восьми налегающих друг на друга пластин. /
Главным экспонатом музея был полный скелет взрослого мужчины.
Там был также пустой панцирь броненосца, чучело дронта и длинный, закрученный винтом бивень нарвала, на который Скип в шутку прицепил этикетку «Рог Единорога».
– А кто это Скип? – спросил Констант.
– Это я, – сказал Румфорд. – То есть был я.
– Не знал, – сказал Констант.
– Семейное прозвище, понимаете ли, – сказал Румфорд.
– Угу, – сказал Констант.
Румфорд сел в одно из удобных кресел, жестом пригласил Константа занять другое.
– Ангелы, кстати, тоже не могут, – сказал Румфорд.
– Чего не могут? – спросил Констант
– Делать детей, – ответил Румфорд. Он предложил Константу сигарету, сам взял другую и вставил ее в длинный костяной мундштук.
– Очень сожалею, что моя жена наотрез отказалась спуститься вниз и познакомиться с вами, – сказал он. – Это она не от вас прячется, а от меня.
– От вас? – сказал Констант.
– Именно, – сказал Румфорд. – После первой материализации она меня ни разу не видела. – Он невесело засмеялся. – С нее одного раза было достаточно.
– Я – простите, – сказал Констант. – Я не понял.
– Ей не по вкусу мои предсказания, – сказал Румфорд. – То немногое, что я ей сообщил о ее будущем, очень ее расстроило. Она больше ничего слышать не хочет.
Он откинулся в кресле и глубоко затянулся.
– Говорю вам, мистер Констант, – сказал он благодушно, – неблагодарное это. дело – твердить людям, что мы живем в жестокой, суровой Вселенной.
– Она пишет, что вы заставили ее пригласить меня, – сказал Констант.
– Я ей передал через дворецкого, – сказал Румфорд. – Я просил ей сказать, что она ни за что вас не пригласит А то бы она вас ни за что и не пригласила. Можете запомнить, единственный способ заставить ее что-то сделать – это сказать, что у нее на это не хватит духу. Разумеется, этот прием не всегда безотказно действует. Например, если бы я сейчас велел ей передать, что у нее не хватит духу заглянуть в свое будущее, она бы передала мне, что я совершенно прав.
– А вы – вы и вправду можете видеть будущее? – спросил Констант Кожа у него на лице словно съежилась, ему казалось, что она усохла. Ладони у него были мокрые от пота
– Если говорить точно – да, – сказал Румфорд. – Когда я загнал свой космический корабль в хроно-синкластический инфундибулум, меня мгновенно озарило сознание, что все когда-либо бывшее пребудет вечно. а все, что будет, существовало испокон веков. – Он снова посмеялся немного. – Когда это знаешь, в предсказаниях ничего завлекательного нe остается, – дело простое, житейское, проще не придумаешь.
– Вы сказали своей жене все, что с ней должно случиться? – спросил Констант. Вопрос был задан походя. Константу не было никакого дела до того, что случится с женой Румфорда. Ему не терпелось узнать о собственном будущем. Но прямо спросить он постеснялся, поэтому спросил про жену Румфорда.
– Да нет, не все, – ответил Румфорд. – Она не дала мне рассказать все. Та малость, которую она успела услышать, начисто отбила у нее желание слушать дальше.
– Да-да, понимаю, – сказал Констант, хотя ничего не понял.
– Например, – добродушно сказал Румфорд, – я ей сказал, что вы с ней поженитесь на Марсе. – Он пожал плечами. – Не то чтобы поженитесь, – добавил он. – Просто марсиане подберут вас в пару друг другу, как подбирают племенной скот.
Уинстон Найлс Румфорд был представителем единственного подлинно американского класса. Это был подлинный класс, потому что он был четко ограничен в течение по меньшей мере двух столетий, и эти границы отчетливо видны любому, кто что-нибудь смыслит в определениях. Из небольшого класса, к которому принадлежал Румфорд, вышла десятая часть американских президентов, четверть путешеотвенников-первопроходцев, треть губернаторов восточного побережья, половина ученых-орнитологов, три четверти великих американских яхтсменов и практически все жертвователи средств на содержание Гранд-оперы. В этом классе отмечается поразительное отсутствие шарлатанов, если не считать шарлатанов политических. Но политическое шарлатанство было всего лишь средством для завоевания важных постов – и никогда не касалось частной жизни. Добившись поста, представители этого класса, почти без исключения, становились на редкость честными и надежными людьми.