В «Колыбели для кошки» на испытаниях атомной бомбы кто-то заметил: «Теперь наука познала грех». На что Феликс Хониккер, один из отцов бомбы, спросил: «Что такое грех?» Не знал великий ученый и что такое любовь. Подобные мелочи не интересовали корифея науки. Его волновала научная истина. Ей он был предан всей душой. Воннегутовские технократы — счастливые, не ведающие моральных терзаний люди. Уроженец того самого Илиума, где разворачивалось действие «Механического пианино», Хониккер всю жизнь играл. Ему нравились различные ребусы и головоломки, что в избытке поставляла природа. Однажды американский генерал посетовал на грязь, в которой вязнут пехота и техника, Хониккер в очередной раз принял вызов природы и снова одержал верх. Он изобрел лед-девять, ничтожного количества которого достаточно, чтобы заморозить все живое на земле. От льда-девять и погибнет многострадальный остров Сан-Лоренцо, словно подтверждая справедливость вывода, содержащегося в четырнадцатом томе собраний сочинений Боконона. В томе одно сочинение, а в нем одно слово: «нет». Так коротко ответил автор на вопрос, вынесенный в заглавие: «Может ли разумный человек, учитывая опыт прежних веков, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее человечества?»
Боконон — один из загадочных персонажей романа. В нем видели пародию на Всевышнего и на философа-экзистенциалиста. На политического лидера («мирские» инициалы и фамилия Боконона — Л. Б. Джонсон — совпадали с инициалами и фамилией тогдашнего президента США). В нем усматривали автопародию, его объявляли рупором идей Воннегута. Согласно теории «динамического равновесия», выдвинутой Бокононом, зло искоренить невозможно, зато можно и даже должно противопоставлять злу добро. Спасать человека. Казалось бы, все прекрасно. Настораживало лишь нежелание Боконона что-либо менять в дурной действительности. Попытавшись в свое время учредить на Сан-Лоренцо утопию и с треском провалившись, Боконон, этот дальний родственник горьковского Луки, в качестве спасения обитателей острова от всех горестей избрал оригинальный путь: «Давать им ложь, приукрашивая ее все больше и больше».
В системе романа Боконон с его лозунгом облегчать жизнь человеку в очень недобром мире любыми способами (и прежде всего спасительной ложью) воспринимается как оппонент бездушного технократа Хониккера с его апологией научной истины. Их своеобразный заочный диспут весьма показателен для культурной ситуации Запада, где в различных формах, но в общем с тем же содержанием он длится уже не одно десятилетие. Безличному знанию Хониккера о вещах противостоят иронические размышления Боконона о человеке с его капризами, чудачествами, изъянами и полной неспособностью укладываться в отведенные для него теоретиками-человековедами рамки. Посмеиваясь над подобными концепциями с их наукообразной тарабарщиной, Воннегут строит свою — умышленно противоречивую — философию боконизма, обильно снабжая читателя шутовской терминологией — карассами, вампитерами и гранфаллонами. Было бы, однако, неверно противопоставлять Хониккера Боконону как «плохого» персонажа «хорошему». Симпатичный боконизм нет-нет да повернется не очень приятной стороной. Смущает в этом учении многое, и прежде всего то, что оно нравится всем на Сан-Лоренцо, всем оно выгодно. Простой люд утешается мыслью о «потерпевшем за народ заступнике», который скрывается где-то в джунглях, хотя запретил боконизм не кто иной, как сам Боконон. Правители объясняют развал экономики происками международного боконизма. Сам же Боконон от души потешается разыгрывающейся по его воле комедией, хотя порой она смахивает на трагедию. Вообще по мере развития сюжета шутник-парадоксалист в нем вытесняет утешителя. Афоризмы Боконона, щедро разбросанные по роману, складываются в философию «насмешливого нигилизма», издевающегося над абсурдной реальностью.