Музей Скипа был музеем бренных останков - эндоскелетов и экзоскелетов[2] - там были раковины, кораллы, кости, хрящи, панцири хитонов[3] - прах,.огрызки, объедки давно отлетевших душ. Большинство экспонатов были из тех, которые ребенок - судя по всему, Скип - мог без труда собрать на пляжах или в лесах возле Ньюпорта. Среди них были и явно дорогие подарки мальчику, который серьезно интересовался биологией.
Главным экспонатом музея был полный скелет взрослого мужчины.
Там был также пустой панцирь броненосца, чучело дронта и длинный, закрученный винтом бивень нарвала, на который Скип в шутку прицепил этикетку «Рог Единорога».
- А кто это Скип? - спросил Констант.
- Это я, - сказал Румфорд. - То есть был я.
- Не знал, - сказал Констант.
- Семейное прозвище, понимаете ли, - сказал Румфорд.
- Угу, - сказал Констант.
Румфорд сел в одно из удобных кресел, жестом пригласил Константа занять другое.
- Ангелы, кстати, тоже не могут, - сказал Румфорд.
- Чего не могут? - спросил Констант.
- Делать детей, - ответил Румфорд. Он предложил Константу сигарету, сам взял другую и вставил ее в длинный костяной мундштук.
- Очень сожалею, что моя жена наотрез отказалась спуститься вниз и познакомиться с вами, - сказал он. - Это она не от вас прячется, а от меня.
- От вас? - сказал Констант.
- Именно, - сказал Румфорд. - После первой материализации она меня ни разу не видела. - Он невесело засмеялся. - С нее одного раза было достаточно.
- Я - простите, - сказал Констант, - я не понял.
- Ей не по вкусу мои предсказания, - сказал Румфорд. - То немногое, что я ей сообщил о ее будущем, очень ее расстроило. Она больше ничего слышать не хочет.
Он откинулся в кресле и глубоко затянулся.
- Говорю вам, мистер Констант, - сказал он благодушно, - неблагодарное это дело - твердить людям, что мы живем в жестокой, суровой Вселенной.
- Она пишет, что вы заставили ее пригласить меня, - сказал Констант.
- Я ей передал через дворецкого, - сказал Румфорд. - Я просил ей сказать, что она ни за что вас не пригласит. А то бы она вас ни за что и не пригласила. Можете запомнить: единственный способ заставить ее что-то сделать - это сказать, что у нее на это не хватит духу. Разумеется, этот прием не всегда безотказно действует. Например, если бы я сейчас велел ей передать, что у нее не хватит духу заглянуть в свое будущее, она бы передала мне, что я совершенно прав.
- А вы - вы и вправду можете видеть будущее? - спросил Констант. Кожа у него на лице словно съежилась, ему казалось, что она усохла. Ладони у него были мокрые от пота.
- Если говорить точно - да, - сказал Румфорд. - Когда я загнал свой космический корабль в хроно-синкластический инфундибулум, меня мгновенно озарило сознание, что все когда-либо бывшее пребудет вечно, а все, что будет, существовало испокон веков. - Он снова посмеялся немного. - Когда это знаешь, в предсказаниях ничего завлекательного не остается, - дело простое, житейское, проще не придумаешь.
- Вы сказали своей жене все, что с ней должно случиться? - спросил Констант. Вопрос был задан походя. Константу не было никакого дела до того, что случится с женой Румфорда. Ему не терпелось узнать о собственном будущем. Но прямо спросить он постеснялся, поэтому спросил про жену Румфорда.
- Да нет, не все, - ответил Румфорд. - Она не дала мне рассказать все. Та малость, которую она успела услышать, начисто отбила у нее желание слушать дальше.
- Да-да, понимаю, - сказал Констант, хотя ничего не понял.
- Например, - добродушно сказал Румфорд, - я ей сказал, что вы с ней поженитесь на Марсе. - Он пожал плечами. - Не то чтобы поженитесь, - добавил он. - Просто марсиане подберут вас в пару друг другу, как подбирают племенной скот.
Уинстон Найлс Румфорд был представителем единственного подлинно американского класса. Это был подлинный класс, потому что он был четко ограничен в течение по меньшей мере двух столетий, и эти границы отчетливо видны любому, кто что- нибудь смыслит в определениях. Из небольшого класса, к которому принадлежал Румфорд, вышла десятая часть американских президентов, четверть путешественников-первопроходцев, треть губернаторов восточного побережья, половина ученых- орнитологов, три четверти великих американских яхтсменов и практически все жертвователи средств на содержание Гранд-опера. В этом классе отмечается поразительное отсутствие шарлатанов, если не считать шарлатанов политических. Но политическое шарлатанство было всего лишь средством для завоевания важных постов - и никогда не касалось частной жизни. Добившись поста, представители этого класса, почти без исключения, становились на редкость честными и надежными людьми.
2
Имеются в виду скелеты животных (эндоскелеты) и раковины моллюсков и наружные «панцири» членистоногих (экзоскелеты).
3
Хитоны - небольшие съедобные моллюски с панцирем из восьми налегающих друг на друга пластин.