Как не старался Александр придерживаться обочины и обходить скрытые под недавно выпавшим снегом лужи коих на тропе множество, но … Под ботинком неинтеллигентно чавкнуло, и лепёха снега с водой, выскочив из-под подошвы, смачно шмякнулась в лужу кристальной прозрачности.
— Вы, сударь, бегемотина в посудной лавке, — матерясь под нос, он брезгливо стряхнул со штанины ошметки субстанции. — Раззява, бля!
Подойдя к Еремееву, буркнул:
— Обстановка?
— Тишь, гладь, да божья благодать, — покосился Николай и, особо не пряча усмешку, добавил. — Была.
— Сплюнь, охламон! — Кайда слегка поморщился. — Наша колея для гужевого транспорта финишировала?
— Практически, — старший лейтенант мотнул головой в сторону ближайшей сопки с приплюснутой макушкой. — Аккурат за горушку заворачивает и ales kaput, однако.
— Значится так, — капитан повторил давешние манипуляции с картой. Покрутил головой вправо-влево, прикладываясь к местности. Удовлетворённо вздохнув, почесал голову, запустив пальцы под вязанную шапочку. — Дуй до горы и обосновывайся на вершине. Вправо, надо понимать, будет урочище Амкалой. С пяток заброшенных аулов, и дорога на подобие тутошней. Проходит окраиной Тусхарой, кстати.
— В Тусхарой застава полного штата или? — Или. Два десятка бойцов и лейтенант.
— Срочники? — удивился Еремеев, и, поднявшись на ноги, быстро скрутил коврик из вспененного полиэтилена, заменявший лежанку.
— Контрактники и не первоходы, — Александр в бинокль разглядывал пологий склон горы. Покрытий плотным слоем снега, он казался идеально ровным. — В разведотделе отряда отзываются, как о матёрых. А, лейтенант уником в некотором роде.
— С чего так? — Николай приторочил рулон поверх ранца.
— Три года на Кавказе. Орденов-медалей, что марок у филателиста из кружка Дома пионеров, плюс тридцать два года от роду и в лейтенантах.
— Ребус, — хмыкнул Носорог и быстро зашагал в сторону сопки, АК-74 держа наизготовку.
— Проза жизни, — вздохнул капитан, присев на корточки здесь же, у валуна.
Они взбирались по склону не быстро, но и не медленно. Шли классическим зигзагом, сосредоточившись ступать след в след и останавливаясь каждые двести метров подъема. Первым, на манер цапли, вышагивал Хоттабыч, втыкая ноги в следы от ботинок Еремеева. Склон находился с подветренной стороны, и высота покрова доходила до колен. Монотонное восхождение имело и некий бонус в виде неторопливости в размышлениях. Обмозговать предстоящие в очередной раз капитан лишнем не считал. Шагал себе, автоматически держа спину лейтенанта метров в десяти перед собой. Операция в теории ожидалась рутинной, но это в теории. Любое боестолкновение, даже тщательно подготовленное и отшлифованное на полигоне до автоматизма, в реалии порой закручивается в такую свистопляску, гарантируя ночные кошмары на полгода. Человеческий фактор, природа-погода, удача-непруха смешает в такой гоголь-моголь, что туши свет и прячься в погреб.
— Хоттабыч! — окликнул Александр, когда тот остановился для очередного передыха. — Чё ты там бормочешь? Не разберу.
Лейтенант, опираясь на альпийские палки, повернулся на сто восемьдесят. Улыбнулся по-детски:
— Типа считалочки. Ритм задаю. На горе Арарат растет красный виноград. Рекомендую, командир.
— Ну, ну, — дернул подбородком Кайда и поправил солнцезащитные очки. Зимой в горах даже в пасмурную погоду «зайчиков» нахвататься, как два пальца в известном эпизоде. — Манлихер береги, герр счетовод.
Перед сопкой ущелье зримо переходило в распадок, а дальше, растолкав склоны, и растекалось долиной.
НП устроили на вершине. На поверку макушка оказалась далеко не такой крутой, чем смотрелась от подножия. Ровнёхонька, точно из-под грейдера, и размером с теннисный корт. Кайда, понятное дело, генералом Ермоловым торчать не стал, присел на корточки:
— Ну, что, братцы-кролики, считай мы дома. Обживайтесь живенько. Писать-кушать на номерах.
— Кавказ подо мною. Один в вышине стою над снегами у края стремнины, — нараспев продекламировал Чупа-Чупс, последним затащившимся на вершину. С «Печенегом» на груди, и РПГ-26 поверх тактического ранца за спиной он воинственно. Широкие очки горнолыжника, румяные щеки и уверенная улыбка на все «тридцать два». Не дать, не взять, Шварценеггер из «Коммандо». — Круто! В самую дырочку.