Подполковник слегка рассеянно и расслабленно посмотрел на окно, потом точно так же на полковника, внезапно резко ударил того предплечьем в вытянутую шею и попал, куда и хотел, точно в сонную артерию. Голова Савелкина как была наклонена вперед, так и упала. Его нос воткнулся в настольное оргстекло, из него побежала струйка крови.
Хорошо было бы ударом по затылку это пятно по столу размазать и разбрызгать. Но, во-первых, Виктору Васильевичу не хотелось самому руки марать и в дополнение к этому еще и чужой кровью обрызгаться. Во-вторых, Россомахов много раз слышал, что повторный удар делает перенос болевого шока на новый участок, и оттого человек быстрее приходит в себя. А скорое возвращение Савелкина в сознание было подполковнику не выгодно. Поэтому он удержался.
– Извини, полковник, но ты меня сильно утомил, – сказал Виктор Васильевич, наклонившись к диктофону. – Нельзя быть таким упертым и непроходимо глупым.
Он схватил со стола свои документы и телефон, пошарил на поясе и под мышкой у полковника, отыскивая пистолет, но нашел его только в кармане гражданского пиджака. В другом кармане обнаружился бумажник, битком набитый долларами.
Россомахов сунул все это в свой карман, легко запрыгнул на подоконник и сразу посмотрел вниз. Асфальт на тротуаре был неровный, местами выломан, побит то ли пулями, то ли осколками, но в целом оказался вполне пригоден для удачного приземления.
Глава 4
На улице были люди. Но едва ли кто-то из них, даже военных, решился бы задержать человека, выпрыгнувшего из окна штаба, со второго этажа. Тем более иностранца. Никто не сможет сразу понять, что на втором этаже произошло. Вдруг там просто пожар, и люди спасаются? По крайней мере один человек рискнул так поступить.
К русским советникам и специалистам в Сирии относились хорошо. А других европейцев здесь по сути дела и не было. Во всяком случае по эту, правительственную сторону фронта. Все, кто увидит прыжок, определят в этом человеке русского.
Виктор Васильевич еще раз глянул вниз. Конечно, высоковато, больше четырех метров будет. Может быть, даже пять, учитывая, что прыгать предстоит с подоконника, а не с уровня пола.
Однако он спрыгнул легко и приземлился удачно. Виктор Васильевич не стал дожидаться окриков или выстрелов из окна, быстрым шагом двинулся к повороту улицы и сразу увидел подполковника Личуткина, стоявшего на небольшом штабном крыльце. Похоже было на то, словно бы тот именно его дожидался.
Россомахов знал и даже сам не раз видел, что офицеры штаба выходят курить в другую дверь, находящуюся в том же холле, что и главная, только выводящую во двор. Там, на широком бетонном крыльце, стояло и специальное ведро для окурков с какой-то надписью сбоку. Она была сделана по-арабски, справа налево и окольцовывала все ведро наподобие рисунка.
Но полковник почему-то вышел на главное крыльцо. Взгляд его при виде Виктора Васильевича выражал удовлетворение, понимание, но никак не враждебность. Личуткин не предпринимал никакой попытки к задержанию беглеца, ничего никому не крикнул. А ведь на улице было немало военных, и практически все они имели при себе оружие, то есть могли стрелять на поражение или же помочь в задержании.
Полковник быстро и в то же время плавно, навесом что-то бросил в сторону Россомахова. Тот уже оценил взгляд полковника и поймал брошенное на лету, понимая, что это вовсе не граната, судя по размеру.
– Машина напротив стоит, – тихо сказал Василий Андреевич.
Его сосед по лестничной площадке в далекой Москве понял эти слова скорее по движению губ, нежели расслышал их. Он разжал ладонь, увидел ключ от автомобиля и сразу шагнул туда, где тот стоял.
– Не та машина! Ваша впереди. За углом смартфон выбросите. Иначе по биллингу отследят и найдут, – уже громче произнес Личуткин, сразу после этих слов резко повернулся и вошел в штаб.
Дескать, я ничего не видел, не слышал и не знаю. Спокойно иду по своим делам и даже не попытаюсь завести с кем-то интереснейший разговор о почтовых марках.