Сперва на мышей подумал, на жуков-древоточцев.
Будто кто ногтем али гвоздиком: тук-тук-тук, и, длинно — скрип, скрип, скрип. Помолчит и наново.
Сумарок с кровати скатился, заглянул под нее. Никого. Стук же будто из-под пола шел…
— Ты чего кувыркаешься? — сонно справилась Амуланга, заворочалась.
— А ты не слышишь ли?
— Чего? — Амуланга зевнула, глаза потерла.
— Стучит…
Мастерица ругнулась.
— Сумарок… б… в башке у тебя стукает. Ложись уже, вставать засветло.
Еще постоял Сумарок, ночь слушая. Место Амуланга выбрала тихое, благочинное, исстари купцами облюбованное, которые с женами да детушками приезжали; соседи их, кажется, все спали.
Долго прислушивался, но стукан неведомый затих, угомонился.
…С утра вышли, после завтрака. Амуланга хмуро глядела, как ворона нахохленная с забора.
— Ты мало что костлив, ровно лещ, так еще и всю меня испинал, — говорила, — знала бы, что такой беспокойный ночью, на полу бы постелила. Как с тобой люди спят?
— Не жалуются, — вздыхал в ответ Сумарок. — Прости, в следующий раз розно ляжем, не хотел тебя тревожить.
Уснул чаруша только под утро, но выспался — привык мало дремать. Амуланга же зевала до слез, ворчала. Сумарок ее пожалел, в стряпущей упросил горьких зерен столочь да сварить, тем напитком со сливками да медом потчевал мастерицу.
Амуланга, морщясь с непривычки, подношение выпила, а спустя малое время приободрилась да раздобрилась.
К удивлению Сумарока, не они одни чуть свет поднялись: уже толпился народ на взгорочке, на крутом бережочке, ровно ждал чего-то.
— Утром ветер вверх, с земли идет, — коротко, сухо проронила Амуланга в ответ.
Сказала и скрылась.
Вздохнул Сумарок. Стал вместе со всеми глазеть.
— Начали! Начали! Эх, братцы!
Охнул чаруша, попятился, когда начал горбыней вздыматься, воздвигаться из-под берега пузырь хрустальный.
— Что за штука такая? — справился у ближнего розмысла.
Тот бороду огладил, прищурился, следя за пузырем.
— А новину пытает наш брат. На какую вот высоту шар взберется…
Сумарок со всеми вместе голову задрал. Солнце уже лучи палючие по воде кинуло, а шар все парил, не торопился гибнуть.
Тут и Амуланга вернулась, светилась довольством.
— Вот ты, Сумарок, под какую бы надобность эту штуку приохотил? — спросила, в бок толкнув.
Сумарок задумался.
— Ну, вот если заплутает кто в лесу, например, а его ищут, так он мог бы шарик такой вверх отпустить, чтобы по нему опознали… Или, или если помощь кому нужна, еда там, вода али снадобье — так к шарику малый кулек или корзиночку подвязать, и так отправить. Можно еще наделать таких целый веник, чтобы пестрые да мелкие, детям раздать, вот им радостно будет!
Амуланга прихватила себя за подбородок.
— Неплохо, — признала, — люба мне мысль твоя про корзинку. Ежели шар поболее сыскать, то и человека, поди, поднимет? Чем не Качели Высоты?
Засмеялась коротко.
— А я вообще мыслила начинять шарики эти порохом злым да отправлять на стан вражеский. Там шарики лопались бы, а зелье…
Осеклась, увидев, как смотрит на нее Сумарок. Крякнула, да рукой махнула, не договорив.
После спытаний вновь своим чередом ярмарка пошла. Сумарок с мастерицей погуливал, оглядывался с интересом, присматривался к оружейному промыслу. Кладенец свой он бы ни на что не променял, но к новшествам любопытен был.
Амуланга речи мудреные с розмыслами вела, а Сумарок, до того праздно глазеющий, вновь уши навострил.
Стук-стук-стук. Скрип-скрип-скрип. Будто ногтем вели…
Огляделся украдкой, однако же никто больше не встревожился, не вскинулся..
Неужель и правда, в одной моей голове стучит, подумал смятенно.
А тут стук будто начал отдаляться неспешно. Сумарок осторожно за ним пошел. Так, мало-помалу, добрался до лабазов. Там уже — замки, не всякий возьмет. Приметил тут Сумарок — на лабазах красны перышки намалеваны. Попомнил слова купцовой дочки: отыщи меня, мол, как к Лукошкам пристанешь.
— Ты чего, парень, здесь шатаешься, а?
Подступил к нему коряжистый молодец: справно одетый, лицом строгий, но чистый, телом крепкий да ладный, только в ноге изьян, не гнулась, ровно патанка…
Сумарок поглядел на смурного сторожа, но не сробел, шагом не попятился.
Так молвил:
— Знакомую ищу.
— Какову эту? — усмехнулся сторож. — А ну-ка, ступай отседова, или я тебя со своей знакомой сведу, Дубинушкой прозывают…
Сумарок руки поднял.
Снова в насмешку, простучало — кажется, из-за самых дверей.
— Чьи лабазы хоть?
— Тебе какое дело? Давай, уходи добром, иначе, видит Коза…
Драки затевать Сумарок не собирался, поспешил досказать:
— Я Красноперке давний приятель, велела отыскать, как до лугара доберусь. Скажи, где пристала она? А то, может, знаешь, через кого весточку передать…
Лицо у парня на те слова прояснилось, брови черные разошлись.
— Ааа, так ты, что ли, тот самый удалец, что от лихих людей барышню нашу выручил?
Хмыкнул Сумарок.
— Уж и выручил. Сама бы всех порешила, и без моей послуги, нешто не знаешь ее.
— А то! — захохотал сторож, дубинушку опустил. — Уж она крутехонька, наша Красноперка! Мала птичка, да коготок востер! Семь шкур спустит. Добро, дам тебе провожатого, вживе сыщешь… А то — погодь маленько. Сама должна явиться.
— И то верно, что не обождать, — подумав, кивнул Сумарок.
Так рассудил: Амуланга, поди, наново лясы-балясы с Кулебякой точит, ей с ним куда поваднее, что ж ему при тех беседах репьем болтаться?
И часу не миновало, явилась хозяйка: верхом, как мужичка простая. Увидала Сумарока, закричала радостно:
— А, сыскал-таки! Добро! Вот, Слуда, гляди, этот молодец от смерти меня упас!
Поспешил Слуда навстречу, коника доброезжего за уздцы споймал. Хозяйку легко за стройный стан прихватил, помог спешиться. Красноперка улыбнулась благодарно. Подначальный побелел, глаза отвел.
— Пойдем, Сумарок, теперь покажу тебе, каков мой замысел о холодненьком…
Отомкнул Слуда с поклоном замки тяжелые, отворил двери дубовые: открылся лабаз, пуст-пустехонек.
Сумарок моргнул. Одна солома пол укрывала, житнички весело шебуршали, да всякий хлам по углам лежал…
Красноперка с усмешкой покосилась на Сумароково вытянутое лицо, повела за собой. Там соломку сапожками раскидала, кивнула на кольцо.
— Подсобишь?
Сумарок ухватил железную баранку, потянул. Открылся лаз. И странное дело: не пахнуло землей глубокой, утробной, миром бессолнечным. Чистый, сухой запах вышел, как из горницы, льдом убранной да ветром морозным выметенной.
— Нешто, те самые ходы?
— Они, они… Чуешь, знобко? В таком вот подземье вину и доспевать следует. Ну-ка, посторонись, я первая сойду, тут лестничка, ты за мной ступай…
Друг за другом спустились. Ждал Сумарок темноты, да не случилось.
— Или волоты? — спросил, трогая земляной камень в жилах-полосах самосветных, что ходы те складывал.
— Не ведаю, — шепотом созналась Красноперка. — Я тут мало еще гуляла, одна, слышь-ко, побаиваюсь…Чуешь ли, какая тишина? Ровно в Пустынь, али перед рассветом.
Прошли еще, свернули: показала ему купчиха нору, в рост человеку, просторную да привольную. Сумарок оглядел ее.
— Дивное дело, не казалось мне, что так глубоко под землю мы сошли…
— Я в прошлые разы тоже гадала, как такое может быть. А еще, знаешь, ровно времечко иначе тут бежит. Гуляла, по разумению, мало час, выбралась — а там Слуда мечется. Потерял меня, а день уже и к ночи…
— Сторож у тебя парень хороший. А вроде раньше ты мужской пол к себе не приближала.
— Слуда-от? — Красноперка легким голосом молвила, а скулы тронуло румянцем.— Верно, человек добрый, надежный. Я его на реке встретила, последышек с каравана. Побились, а этот выплыл, на Лбе и засел. С той поры у него в ноге хворь, а сам парень верный, почтительный, разумный.