Однако чугунные оградки продолжали пользоваться среди простых бобровцев стабильным спросом и братья Сивушки тут же заняли эту, легкомысленно покинутую Подкрышеном рыночную нишу. Все оснастка для производства копий у них на ЧП сохранилась, и братья продолжили отливать копья по-тихому, а остальные литейщики не только против этого не возражали, но и оказывали Сивушкам всевозможную посильную помощь.
Как только копий скапливалось достаточное количество, братья тайно переправляли их в свой гараж (тот самый) и соединяли отдельные компоненты в готовую продукцию, а затем продавали всем желающим. Этот тихий, побочный бизнес приносил братьям очень хорошие деньги, так как, по сути, все расходы по производству копий (включая литейное сырье и зарплату литейщиков) ложились на плечи ничего не подозревающего Крысовского, а Сивушки имели с этого дела только чистый стопроцентный доход. Что до клиентуры, то все работники "Скорби" считали так - если людям есть от чего огораживаться даже на кладбище, то и на здоровье, а всякое германофильство в этих вопросах было им абсолютно чуждо и находилось оно от них весьма далеко.
В самом начале дела Сивушки хотели выдавать Силантию и Митрохе дополнительную черную зарплату, которая в иные, удачливые месяца, могла бы превысить официальную, крысовскую, почти в десять раз, но те наотрез отказались. Тогда Сивушки придумали другой вид оплаты, подсказанный самой жизнью, так как в душе были людьми совсем нежадными и справедливыми. Они начали каждый день кормить Силантия и Митроху вкусными домашними обедами, которые при желании можно было бы назвать "малыми" или "черными" полянами. Коллеги ничего не имели против, и эти обеды как-то быстро прижились, а вскоре и превратились в традицию. Крысовский знал об этих дружеских обедах, но об их истинной подоплеке даже не догадывался и с чисто европейской брезгливостью думал, что его работники просто "пьют горькую", избавляясь таким образом даже от тех жалких грошей, которые он им выдавал в качестве заработной платы.
- Ну, как там? - поинтересовался Косой, нарезая хлеб и сало. - Чет он сегодня долго копается.
- Машинку свою от снега чистит, - ответил Митроха от окна. - Ох, сердешный, доконают его эти бабы, нутром чую.
Косой хохотнул.
- А как же, - сказал он, втыкая красивый самодельный нож с наборной рукояткой в столешницу и принимаясь за банки с маринадами. - Доконают непременно. Но перед этим ведь и приголубят?
- Ну, это уж как водится, - откликнулся Митроха. Он выглядывал в окошко внимательными, хитрыми глазами много повидавшего человека, высоко задрав бороденку и сильно щурясь. - Только вот жалко мне его, ведь возраст уже у него не тот, а бабы сейчас такие пошли, что в случае чего и памятника ему не поставят. Да что там памятник? Они и не всплакнут даже, и на похороны-то не придут. Так - жил человек, жил, блядствовал в меру своих сил, хитрил помаленьку, а потом вдруг - хлоп (дед звонко хлопнул в ладоши). И - нету его больше, а вокруг только прежние бляди с сухими и злыми глазами стоят. Все в дубленках и турецком золоте. И - тишина.
- А ты его не жалей, - зло говорил на это Косой ловко вылавливая из банки огурцы и раскладывая их на пластмассовой тарелке. - Пусть его ВЦСПС пожалеет, или что там у них сейчас циркуляры выписывает. А на памятник, если что, мы ему и сами сбросимся. Да нам и сбрасываться не нужно - мы этот памятник ему просто так отольем из сэкономленных материалов.
Косой не выдержал злой тон своего монолога и расхохотался, а следом расхохотались и Митроха с Кривым Сивушкой. Даже Силантий не удержался и улыбнулся в густые усы.
- Ну, все, - сказал Митроха, вытирая смешливые слезинки и отходя от окна. - Вроде тронулся уже, наконец.
Он подошел к висящему на стене ящику распределительного электрического щита и распахнул его железные дверцы. Внутри ящик был пустым, а на месте распределительных щитков, рычагов, кнопок и предохранителей стоял небольшой цветной телевизор "Sony". Митроха включил телевизор и неспеша направился к столу с закусками. На экране появилась симпатичная, но очень уж серьезная дикторша в черном деловом костюме с элементами неброского европейского декора. Она строго посмотрела в сторону малой поляны литейщиков и сказала:
- Европа страдает от мощного циклона "Кристмас". Вот что происходит в эти минуты на восточном побережье Британии.
После этого она исчезла, а на экране появились бегущие за вывернутыми наизнанку зонтиками европейские женщины, катящиеся по булыжной мостовой елки, мотоциклы и ползущие боком машины. Общий план сменился видом молодого смуглого человека в тюрбане. Его буквально расплющило по витой чугунной решетке викторианского особняка. Молодой человек пытался оторваться от толстых прутьев решетки, но давление ветра сковывало его движения и прижимало к решетке все сильнее и сильнее.
- Отличное литье, - сказал Митроха, усаживаясь на лавку. - В чем-чем, а в литье они понимают.
- Это да, - согласился Косой, мельком взглянув на экран. - Я вот однажды смотрел соревнования гамбургских кузнецов, так они там такие витые элементы для заборов делают, засмотришься. Ну, кто в этом понимает, конечно.
- А еще они к этим заборчикам прикольные кованые таблички порою приклепывают, - откликнулся от верстака с катаной Кривой Сивушка. - "Каждому - свое", "Труд облагораживает" и еще другие тоже в том же духе.
- Освобождает, - тихо сказал Силантий.
- Что? - не понял Кривой.
- Труд освобождает, - повторил Силантий.
- А, ну да, - согласился Кривой. - Вроде так.
- Да, - подтвердил Силантий. - Так точно.
Теперь он стоял совсем рядом с домной и поглаживал ее гладкий бок правой ладонью.
- Ну, может и так, - не стал спорить Кривой. - Кого-то чей-то труд может и освобождает. От кое-чего лишнего, например.
Он, по-видимому, уже определился с рашпилем. Подойдя к тискам, Сивушка примерился, быстро провел по стальной полосе своим инструментом, а затем резко отпрянул назад и склонил голову набок, словно бы любуясь только что проделанной работой.
- А вот в прошлом годе, - сказал дед Митроха. - У Мили нашего его немецкая машинка не заводилась. Он, значит, прибегает ко мне и кричит: "Дед, что делать? Не заводится зараза, а мне срочно ехать нужно!". Я сразу по голосу-то понял, что он к этой своей новой зазнобе ехать собрался, а видит, что выходит ему облом, вот он и разнервничался. Так я машинку-то легонько по блоку цилиндров стукнул молоточком - и сразу завелась. Словно почуяла что-то.
- А я считаю, что надежнее наших автоматов человеческий ум так ничего и не выдумал, - сказал Косой авторитетным голосом.
- И немецкие гандоны тоже хороши! - крикнул от верстака Кривой. - Такие, зараза, прочные! Только на морозе скрипят, заразы!
Литейщики снова рассмеялись, а Силантий опять улыбнулся. Вдруг со стороны плачущего ангела послышался звонкий сухой щелчок. Все литейщики синхронно повернули к нему головы.
- Дощечка треснула, - тихо пояснил дед Митроха. - Я сам под него подкладывал. Чтобы не шатался.
- Ладно, - сказал Косой Сивушка. - Прошу за стол.
В мастерской сразу началось оживление - литейщики быстро рассаживались за столом и перебрасывались веселыми шуточками, как это часто бывает, когда здоровые и голодные люди усаживаются за обильный, накрытый для них кем-то стол, в радостном предвкушении предстоящего им веселого пиршества. Косой извлек из сумки поллитровку самогона и поставил ее на почетное место - точно в геометрический центр стола, а дед Митроха запустил руку под столешницу (там находилась приспособленная им лично потайная полочка) и одним ловким движением выставил рядом с бутылкой четыре чистых граненых стакана.