Кривой взял бутылку и коротким точным ударом по донышку выбил из ее горла самодельную затычку. Экономными красивыми движениями он начал плескать самогон в стаканы. По помещению разлился вкусный и бодрящий спиртовой дух.
- У Марфуши брал? - спросил дед Митроха.
- Не, - откликнулся Косой. - У бабы Клавы.
- Это хорошо. У нее завсегда хороший - как слеза, и полевыми травками пахнет.
- Ага.
- А чего ж вы, обормоты, свой агрегат-то не сварганите? Это ж просто. Нужно только у змеевика правильно количество колец рассчитать. Зачем тратится?
- Та ну его. Возни много. Нужно откуда-то органические материалы таскать, искать сахар. Вот если бы у нас было свекольное сельскохозяйственное производство, тогда можно было бы позаниматься, а так... А аппарат у нас уже давно в гараже стоит.
- А, ну да, - дед Митроха обернулся к домне и крикнул. - Силантий! Чего ты ее гладишь как Подкрышен очередную новую бабу? Иди сюда, будем праздновать католическое Рождество!
Силантий вздохнул и пошел к столу. Там он уселся на специальный, сделанный из автомобильного сиденья, бригадирский стул, кем-то предусмотрительно установленный во главе черной поляны, и взял в огромную ладонь заполненный на две трети стакан. Тост он не говорил, так как у литейщиков было заведено высказываться по очереди, а ему, как бригадиру - в самом конце.
- Ну, прощай, тринадцатый год, - сказал дед Митроха. - Был ты не простым, как все остальные наши годы.
- Но по сравнению с девятьсот тринадцатым все у тебя росло и пухло, - быстро добавил Кривой Сивушка.
- Бог рождался у тебя в две тысячи тринадцатый раз, - вставил Косой.
- И твой чугун был не самым легким, - подвел итог Силантий. - Так пусть же в следующем году он будет полегче.
Литейщики не сговариваясь сдвинули стаканы над центром стола, а затем быстро влили их содержимое в себя.
- Ух, хорош! - на выдохе воскликнул дед Митроха и сразу же схватился за большой соленый огурец.
Сивушки закусывали молча, но быстро, беря со стола все подряд и энергично работая челюстями, а Силантий к еде даже не притронулся. Он поставил свой стакан на стол, поднялся и пошел к выходу из литейной.
- Силантий, ты куда? - крикнул ему в спину дед Митроха. - А поговорить?
- Пусть идет, - сказал Кривой. - Он что-то не в себе, вроде.
- Ага, после совещания расстроился, - подсказал Косой. - Ну, что, архангелы чугунов и сталей, по второй?
- Наливай! - махнул крепкой жилистой рукой дед Митроха. - Только вы, ребята, здесь не правы - Силантий никогда не расстраивается. Не такой это человек, вы его не знаете просто.
- А ты его знаешь? - спросил Кривой, разливая самогон.
- Немного, - с достоинством сказал дед Митроха, поднимая стакан.
- Ну, так расскажи, чтобы и мы знали.
- Не под Рождество такое рассказывать, - серьезно сказал Митроха.- Оно хоть и католическое, но все же...
Силантий уже вошел в кабинет Крысовского, но двери в коридор оставались открытыми и он все прекрасно слышал. После последней фразы Митрохи про католическое Рождество, Силантий только хмыкнул и уселся в кресло Крысовского. Подумав, он отъехал немного назад и положил на столешницу скрещенные по американской манере ноги в грубых литейных ботинках с толстыми подошвами. Теперь следовало, вроде бы, закурить и Силантий не стал нарушать приличий. Он достал мятую пачку "Беломора", щелчком выбил папиросину и сдавил пальцами гильзу.
На рабочем столе Крысовского стояла тяжелая стационарная зажигалка в виде аккуратной могилки, украшенной простецкой протестантской плитой черного цвета с золотой гравировкой. Силантий не снимая ног со столешницы, согнул их в коленях, и его тяжелое тело подъехало к зажигалке. Неловко изогнувшись, он схватил зажигалку и надавил на надгробие. Могилка раскрылась, показались блестящие стальные косточки, потом крохотный скелетик принял сидячее положение, а из раскрытого рта черепущки полыхнул язычок синего пламени.
Раскуривая папиросу, Силантий автоматически пробежал глазами по эпитафии: "Прожить жизнь нужно так, что бы в ее конце не было мучительно больно за уродливый бетонный памятник, за непокрытый лаком, безобразно сработанный неумелыми руками, дешевый осиновый гроб. Скрудж Мак-Дак".
"Крысовский сочинил, - подумал Силантий. - Его стиль". Он отпустил плиту, и черепушка перестала изрыгать огонь, скелетик принял лежачее положение, а могилка медленно закрылась под приятную мелодию в стиле афро-американских духовных распевок. Силантий поставил зажигалку на стол, и в поле его зрения попала, лежащая на столешнице, и словно бы позабытая всеми, "Российская Газета" с фотографией героя труда нового типа и последнего времени.
Силантий взял газету, распрямляя ноги, отъехал от стола и положил ее на правое колено. Попыхивая папиросой, он рассматривал фотографию и думал о своем. Откуда-то пришли непрошенные воспоминания, и сознание Силантия погрузилось в них, как мутный омут...
Глава IV
Два космоса Силантия Громова
Жизнь Силантия была по-своему и не совсем простой, и не очень обычной, хотя началась она здесь же - на самой, что ни на есть рабочей окраине Боброва, в новой тогда еще хрущевке под номером сорок три, на улице имени Юрия Гагарина.
Рождение, детство и юность Силантия были весьма типичными для того времени. Пока его родители ходили на свою работу, он рос и развивался сам по себе. Сначала окончил ясли, потом детский сад, пошел в школу, стал октябренком, потом пионером, а вскоре превратился в веселого кудрявого комсомольца и твердого хорошиста по всем школьным предметам.
В общем, в самом начале, жизнь Силантия протекала по советским меркам вполне обычно, можно даже сказать - стандартно. А потом как-то неожиданного для него самого все изменилось. Это случилось, когда он вдруг, и к большому удивлению для окружающих его людей, увлекся чтением разнообразной художественной литературы. Его сверстники уже давно курили, пили пиво и в надвинутых на брови куцых кепариках, шастали вечерами по рабочей окраине в поисках приключений на свои молодые жопы, а Силантий тем временем не останавливаясь читал и читал все, что удавалось ему найти и взять на дом в школьной библиотеке.
Читая, он вдруг осознал - в каком сложном и необычном мире появился на свет. Так, посредством чтения, он познавал теперь этот мир. Во время чтения самые разные литературные герои словно бы на время оживали в его сознании и делились с Силантием своими сокровенными мыслями, показывали ему различные географические места и совершали на его глазах свои подвиги.
Одно время Силантий увлекался подвигами капитана Немо. Его восхищал этот благородный человек, посвятивший всю свою жизнь борьбе за счастье простых индусов, изнемогающих под гнетом, хитрых, расчетливых и жестоких англичан. Это была не просто какая-то абстрактная борьба, которой якобы занимались работники райкома комсомола, например, а самая настоящая подводная война со сверхмощным колониальным спрутом. Даже тот факт, что Немо родился раджою, не смущал Силантия (на тот момент он уже отчетливо понимал, что место и время своего рождения обычному человеку выбрать заранее невозможно).
И капитан Немо был не одинок в своем благородстве - Зорро, Жан Вальжан, Овод, Емельян Пугачев, Мцыри, Ихтиандр и еще целый ряд литературных героев тоже входили в эту благородную когорту. Все они пытались изменить этот мир к лучшему, хоть как-то облагородить и улучшить его.