Другой приметой Смутного Времени были так называемые «забавы богачей». В основном такие «забавы» представляли собой неквалифицированный сельскохозяйственный труд. Многие зажиточные граждане приобрели землю, на которой занимались земледелием по старинке. Миллионы людей в колониях отказались от отдыха и развлечений, чтобы вернуться в далекое прошлое и всей семьей обрабатывать иногда совсем крохотный клочок земли, полностью обеспечивая себя всем необходимым. Разумеется, при случае они использовали и отдельные достижения технического прогресса. Примером для подражания служило хозяйство древних времен, когда люди, животные и растения сосуществовали в тесной связи друг с другом. Некоторые «фермеры» не продавали плоды своих трудов, но потребляли все, что было выращено, сами. Другим удавалось не только наладить торговлю с соседями, но и поставлять свою продукцию в города, где она пользовалась огромным спросом — опять же, среди состоятельных слоев населения. Не стоит и говорить, что подобных «отщепенцев» громко осуждали и что им завидовали. В то время казалось, что во всей империи не найдется никого, кто не мечтал бы обзавестись собственным клочком земли, пусть даже преступными средствами, и вернуться к примитивному производству. Этот период породил богатейшую и довольно любопытную литературу. В период апогея это модное увлечение не ограничивалось отдельными регионами, оно распространялось стремительно, как пожар, и порой ажиотаж доходил до того, что целые планеты захватывались с одной-единственной целью. Колонии 19 и 22 на несколько тысячелетий превратились в настоящий сельскохозяйственный рай. Здесь не было ни одного города, а деревням не позволяли разрастаться за пределы рыночной площади, где происходил обмен товарами. Возникли массовые, в основном молодежные движения, участники которых стремились перебраться на подобные планеты или захватить новые. Такие движения имели все признаки «религий», от которых Роанда страдала в период упадка. Людям казалось, что, если «жить просто» и «вернуться к природе», можно решить все проблемы. Но и этот этап миновал, когда стало очевидно, что ухищрения такого рода не утоляют внутреннего стремления выйти за установленные пределы как в личном, так и в социальном плане. Подобные фермы и подобные идеи все еще существуют, но все давным-давно убедились, что это не более чем жалкие попытки вернуться в прошлое.
В то время всем стало ясно, что необходимо резко сократить численность населения. Об этом свидетельствуют вопросы, которые нас тогда занимали. Разве мы не говорили, что условия жизни в империи всецело определяются экономическими факторами? Что судить о жизни следует исключительно по уровню технических достижений? Понятно, что при таком подходе численность населения и его образ жизни зависят в первую очередь от экономических факторов. Голод, наводнения, болезни исчезли, а на смену им пришли технический прогресс и его последствия. При этом нам твердили, что ничего не изменилось. Отпала необходимость терзаться вопросами о смысле жизни, ценности человеческой личности и тому подобном. Предавались ли мы мучительным размышлениям о последствиях стихийных бедствий? Да. Пошло ли это нам на пользу? Нет. Тогда зачем истязать себя из-за факторов, над которыми мы не властны так же, как не властны над силами природы?
Однако в этом-то и была самая соль. Достигнув высот технического прогресса, мы вообразили, что способны контролировать ситуацию и делать выбор. Мы думали, что научились обуздывать хаос, предотвращать случайную смерть и сознательно управлять миром.
Однако каким бы взвешенным и осмотрительным ни было наше решение сократить численность населения, сказать про него — таков был наш выбор — значит покривить душой. Пойти на это нас вынудил экономический рост.
На протяжении всего Смутного Времени, когда мы активно занимались повсеместным сокращением численности населения, дебаты на данную тему не прекращались. Эти споры в той или иной форме ведутся до сих пор.
Таким образом, технологические достижения дали понять нам и другим империям, что решение о том, родиться человеку или нет, зависит от наличия работы. Или ее отсутствия. А если работы не будет? Придется ли нам отказать в праве на жизнь еще большему количеству людей? Безусловно, это было нелепостью, абсурдом. Нам были нужны специалисты по сельскому хозяйству, без которых мы никогда не сможем обойтись. Нам были необходимы специалисты по производству синтетических материалов, пищевых продуктов и хозяйственных товаров. Нам требовалось некоторое количество квалифицированных рабочих и совсем немного административного и управленческого персонала. По предварительным оценкам, чтобы удовлетворить потребности Сириуса, нам бы вполне хватило полмиллиона человек. При этом на пике численности население нашей планеты составляло два миллиарда.
Нам следовало понять и признать, что мы не властны над тем, что творим. И что наши социальные программы всегда были результатом компромиссов, уступок или попыток примирить противоборствующие силы. У нас не было выбора, если в данном случае вообще можно говорить о «выборе».
Понимание этого далось нашему руководству нелегко и вызвало у многих должностных лиц депрессии и психические расстройства.
Сокращение численности населения на всех наших планетах осуществлялось при тщательном соблюдении мер предосторожности. Философские же аспекты данной проблемы были временно отданы на откуп интеллигенции.
Мероприятия по сокращению численности населения растянулись на весьма длительный период. При этом масса людей не знала, чем им заняться, и приходилось придумывать для них работу. Этот факт очень важен в свете того, о чем пойдет речь далее.
Между тем повсюду наблюдались странные коллизии.
Мы — я имею в виду не только жителей Сириуса, но и население колоний — считали, что достигли такого уровня развития, который не позволяет людям браться за определенные виды работ.
Я не буду перечислять те виды тяжелого физического труда, которые до сих пор нельзя было перепоручить машинам.
Заставить людей выполнять такую работу можно было только силой. В добрые старые времена, когда мы легко преодолевали любые препятствия, один за другим упраздняя различные виды неприятной, унизительной работы — именно так мы о ней отзывались, — пропаганда настраивала умы людей соответствующим образом. Когда же власти дали задний ход и были готовы внести поправки в свою позицию, было слишком поздно. Умелому руководителю нетрудно изменить образ мышления населения, но сделать это быстро и при этом избежать каких бы то ни было социальных потрясений невозможно. Сложилась парадоксальная ситуация — нас окружали сотни миллионов «лишних» людей, но мы не могли найти нескольких чернорабочих.
Высокий уровень развития не позволял нам прибегнуть к силе: здесь мы следовали путем, который открыл для нас Канопус. Я имею в виду принудительный труд большого количества людей, выполняющих неприятную работу. Это не мешало нам мобилизовать население для выполнения задач, которые все считали интересными — например, для работы в аппарате Колониальной Службы. Но наши принципы не позволяли нам просто собрать столько людей, сколько требовалось для работы на стройках, в шахтах и каменоломнях, и превратить их в заключенных, которые выполняют грязную работу для общества.