Фермеры одно время надеялись (хотя им никто этого не обещал) что если повязать своих сук с человеко-псом, можно получить помет суперщенят. Им всем пришлось разочароваться в своих надеждах, хотя примесь эльзасской породы обычно шла на пользу местным овчаркам. Конечно, потомство даже двух суперовчарок оказывалось обычными собаками. Что до Сириуса, он вовсе не интересовался своими многочисленными отпрысками. С тремя сыновьями и двумя дочерьми от Миввнви он обошелся как с обычными щенками. По одному каждого пола сразу утопили, остальных оставили при матери дольше обычного — пока ее слишком тонкие для обычной собаки материнские чувства не позволили спокойно перенести разлуку. Затем Сириус продал двух сыновей и дочь.
Между тем из Кембриджа продолжали поступать щенки суперовчарок, готовые к обучению. Обычно из них воспитывали пастушьих собак, но война открыла для умной породы Томаса еще одну профессию.
Военный режим экономии нарушил работу лаборатории. Томас предвидел время, когда его отдел закроют или переведут на военные исследования. Как раз в это время, весной 1940-ого, война перешла в «горячую» стадию. Крах Голландии, Бельгии, а затем и Франции доказал англичанам, что им придется драться за жизнь. Томас никогда не удостаивал войну своего внимания. Эта «крупная мелочь» недостойна была занимать ум, целиком преданный науке. Но в конце концов и ему пришлось признать, что эта «мелочь» способна, если не уделить ей внимания, полностью уничтожить науку. Он ломал голову над двумя вопросами. Насколько его нынешняя работа могла — если могла — способствовать победе? И, если эта работа бесполезна, какую помощь в военных действиях может оказать его лаборатория?
Он счел, что суперовчарки, если производить их в достаточных количествах, могут сыграть важную роль. Обычных собак уже тренировали для доставки сообщений на поле боя, а суперовчарки могли бы выполнять и более сложные поручения. И Томас начал разрабатывать метод массового выведения таких животных. Сириусу он поручил выдрессировать самых толковых щенков на посыльных.
Спустя некоторое время Томас подготовил трех животных для демонстрации «людям в касках» и сумел добиться встречи с военными властями. Собаки показали себя во всем блеске. Томаса заверили, что военное министерство, конечно, найдет применение его породе. После этого Томас, терпеливо прождав несколько недель, написал несколько вежливых напоминаний, и получил новые заверения, что механизм по внедрению его идеи уже запущен.
Однако ничего не менялось. Каждый чиновник, беседуя с ним, проявлял сочувствие а зачастую и готовность не пожалеть усилий для помощи великому ученому. Но безрезультатно. Большие, солидные организации не откликались. Между тем все силы лаборатории были брошены на массовое производство военных собак. Ради него забросили более увлекательную, но менее насущную тему по выведению существа, равного Сириусу, а заветная мечта Томаса — стимуляция мозга человеческого плода — превратилась в несбыточную фантазию.
Сириус теперь не хуже Томаса понимал, что без победы в войне все лучшие создания господствующей расы погибнут. Но пес жил в глубинке и новая работа занимала его целиком — тем больше, что она представлялась ценной услугой нации, а значит и человечеству. Поэтому он воспринимал войну не столь эмоционально, как Томас. Больше того, если одна сторона его натуры полностью отождествляла себя со славным человеческим родом, то другая, тайная и иррациональная, радовалась бедствию, постигшему тиранов. Умом он сознавал, что его судьба связана с судьбой Британии, но эмоционально отстранялся от борьбы, как позже многомиллионное население Индии, презирая угрозу, равнодушно созерцало действия Японии.
Плакси, вернувшись домой, сочла, что жители Каер Блай оторвались от реальности. Успехи Сириуса, разумеется, произвели на нее немалое впечатление. Он, по-видимому, действительно нашел себя, даже с военной точки зрения. Но девушку потрясло его холодное презрение к бедствиям человечества. Кроме того, она, Быть может, чуточку завидовала его новообретенному душевному спокойствию. Потому что сама она разрывалась между отвращением к безумной бойне и желанием сыграть свою роль в тяжелом кризисе человеческого рода.
В Кембридже, где слишком многие были одержимы войной, Плакси всегда подчеркивала отстраненную позицию, а в Уэльсе зачем-то напоминала Сириусу, что он живет в иллюзорном раю, и что вражеское вторжение может вмиг уничтожить все, что ему знакомо и дорого. Она говорила, что сомневается, ее ли дело — преподавание? (к работе ей предстояло приступить в конце лета). Быть может, ее место там, где она принесет больше пользы?