Когда британские и французские империалисты старались все более расширить сферу своего влияния на Ближнем Востоке, неожиданно появился еще один конкурент, высматривавший себе место под солнцем в мире, уже в значительной степени поделенном: это было германское кайзеровское государство, превратившееся после победоносной войны с Францией в хищного, жаждущего добычи империалистического волка с огромным аппетитом. Взгляд его пал на Ближний Восток. Здесь он рассчитывал найти для себя широкое ноле деятельности. Германский кайзер Вильгельм II тотчас заявил о притязаниях немецкой крупной буржуазии. После того как он завязал «вечные узы дружбы» с турецким султаном, он предпринял в 1898 году шумный визит в Дамаск и Иерусалим. Как мы уже знаем, кайзер преподнес султану Саладину роскошный гроб, а городу на горе Елеонской — протестантскую церковь. По все это была лишь мишура. Важно было то, что германским монополистам удалось заполучить концессию на постройку Багдадской железной дороги. Строительство этой дороги, исключительное право на которое Османская империя дала немцам, началось в конце прошлого столетия. Вскоре немцы разработали проект Хиджазской железной дороги якобы для того, чтобы связать Дамаск со святым городом Меккой, а на самом деле с целью включить в планы немецких империалистов также и территории Саудовской Аравии.
Сначала все было тихо. И вдруг посреди пустыни появляется небольшое, крытое красной черепицей здание вокзала, перенесенное как будто по мановению руки волшебника из Марка или Лаузитца в пустыню между Дамаском и Амманом. Если подойти к зданию ближе, то нетрудно убедиться, что почти все совпадало: небольшой грязный зал ожидания, черная доска с расписанием, окошечко дежурного по вокзалу, в стене перед домиком — скамья, в нескольких шагах от него — будка с двумя дверями: одной — для мужчин, другой — для женщин; не забыт даже крошечный садик вдоль рельсов. Абсолютно очевидно, что немецкие конструкторы не слишком-то себя утруждали обдумыванием того, чтобы как-то приспособить строительную идею к арабскому пейзажу. «Что хорошо для Германии, то хорошо и для остального мира», — наверное, рассуждали они. Так типовой проект небольших немецких вокзалов был перенесен в арабскую пустыню.
Между прочим, не только маленькие вокзалы на многочисленных станциях Хиджазской железной дороги, по и Центральный вокзал в Дамаске как две капли воды похож на вокзалы небольших городов, построенных в Германии в начале века.
Развитие инфраструктуры Османской империи облегчало проникновение немецкого капитала к район Ближнего Востока и наносило весьма ощутимый ущерб английской и французской конкуренции. Одни видели в этом угрозу для своих коммуникаций между Суэцким каналом и Индией — а мечтали они, например Черчилль и Ллойд-Джордж, об установлении протектората над Средневосточной империей, простиравшейся от Египта и Сирии до Индии. Другие опасались угрозы их традиционным притязаниям на отдельные территории Сирии, главным образом на прибрежные районы. Когда в 1913 году кайзер решил направить в Турцию группу ведущих военных специалистов под руководством генерала Лимана фон Сандерса с поручением реорганизовать турецкую армию по прусскому образцу, они забили тревогу. Стремясь ослабить германо-турецкий альянс, британские империалисты начали проявлять интерес к арабскому освободительному движению, направленному против турецкого господства. На Ближний Восток засылались английские, а позднее французские и американские агенты, часто под видом археологов, чтобы приобрести влияние на арабских вождей. Из них наибольших успехов добился легендарный британский агент Т. Е. Лоуренс.
Лоуренс действительно одно время занимался археологией. Согласно официальному документу, он прибыл в Сирию, чтобы собрать материал о замках крестоносцев. За годы, проведенные на Ближнем Востоке, он в совершенстве овладел арабским языком, изучив несколько диалектов. Благодаря превосходному знанию языка, всех сторон жизни, быта, а также образа мыслей арабов ему удалось войти в доверие арабских шейхов и спровоцировать их на антитурецкие выступления. Особенно большого доверия он добился у шерифа Хусейна, который в период турецкого господства владел Хиджазом, то есть значительной частью нынешней Саудовской Аравии, и вел свое родословное древо от самого пророка. Кроме того, эмир Хиджаза был главой центров исламского мира — городов Мекки и Медины, — где находились места деяний пророка и Кааба — величайшая святыня ислама.