Насколько он был прав, подтвердилось быстро. Прочесывая Гуту, французские войска натолкнулись на небольшой партизанский отряд. В бою погибли партизаны и несколько деревенских жителей. Стремясь запугать население столицы, солдаты приволокли их трупы в Дамаск и выставили для обозрения. Но их расчет не оправдался. Это варварское преступление вызвало взрыв народного возмущения. Пламя восстания разгорелось сильнее, и поддерживала его победа в Друзских горах. В ходе ожесточенных уличных боев французские солдаты были вытеснены из города, а когда к нам на помощь подошли партизанские отряды из близлежащих деревень, победа была уже в наших руках. Восставшие подошли к дворцу верховного комиссара. Его самого давно уж и след простыл, почти вся охрана разбежалась. Толпа штурмовала здание и сорвала трехцветный французский флаг. Потом были заняты казармы, солдаты бежали. Сирийский народ стал наконец снова хозяином Дамаска, своего древнего города.
Мустафа Хасани ненадолго замолкает, погруженный в свои мысли. Тихо. Ни ветерка. Я не решаюсь прервать молчание. Словно очнувшись, хозяин дома выпрямляется и смотрит в пустоту.
— Наша радость была недолгой, — продолжает он. — Через несколько дней после этого меня разбудил своеобразный, никогда ранее не слышанный мною рокот, который наполнял воздух. Я не сразу понял, что этот нарастающий гул исходит от самолетов. Подобно мне, почти никто из дамаскинцев никогда еще не видел такого летающего чудовища. Многие выбежали на улицы и уставились широко раскрытыми глазами на машины. Их было с десяток, а то и больше; от шума, который они производили, казалось, лопнут барабанные перепонки. Вдруг из самолетов посыпались небольшие продолговатые сосуды. Никто из нас раньше не слышал, что эти сосуды назывались бомбами. При полете они покачивались в воздухе. Мы стояли и смотрели, как падали бомбы. А когда они исчезли, за крышами домов в небо поднялись огромные грязно-серые облака. И сразу же послышался грохот взрывов, и только тогда большинство из нас поняло, что ото смертоносные снаряды.
Страшная, неописуемая паника охватила людей. Почти никому не пришло в голову укрыться, искать убежища. Да из этого ничего бы и не вышло, потому что жилищ с подвалами практически не существовало. Все снова и снова прилетали группы самолетов, сбрасывали свой несущий смерть груз и исчезали за горизонтом. Небо потемнело от дыма пожаров и пыли рушившихся зданий. Люди воздевали руки и бесконечно призывали Аллаха, пока не падали, пораженные осколками бомб или свалившейся на них стеной дома. Я видел, как несколько мужчин стреляли из старых карабинов или даже из пистолетов в воздух, разумеется безрезультатно. Казалось, город погрузился в пепел и золу.
Когда через три дня бомбардировка прекратилась, большая часть города лежала в развалинах. Погибло несколько тысяч людей — мужчин, женщин, стариков и детей. Десятки тысяч остались без крова. И неповторимые свидетели тысячелетней культуры исчезли, погребенные пеплом.
Под прикрытием бомбардировщиков французские солдаты захватили гарнизонные службы и снова установили в стране колониальный режим. Много патриотов погибло в боях, среди них и наш стеклодув. Тот, кто не погиб и находился на подозрении как участник борьбы, был арестован и расстрелян. В их числе Михаил, мужественный студент-медик. Лишь немногим — в том числе и мне с братом — удалось уйти из Дамаска и пробиться к сельским партизанам.
Французы думали, что с помощью варварского террора можно поставить наш народ на колени, но они просчитались. Хотя они и смогли утвердиться в больших городах, но эти города были уже ненадежными островками в бурлящем море. Партизанские бои вспыхивали с повой силой. Арабские патриоты из многих стран, в особенности из стран Ближнего Востока, спешили в Сирию, чтобы помочь нам. Скоро мы контролировали почти всю территорию страны.
Оккупанты пытались получить передышку, чтобы укрепить свою армию. Они отозвали неудачливого генерала Саррайля и назначили верховным комиссаром опытного дипломата де Жувенеля, который вступил в переговоры с нашим руководством. Само собой разумеется, французы не стремились достигнуть каких-либо результатов; они хотели только выиграть время. И это им удалось. Между тем французская армия, насчитывавшая к началу восстания двенадцать тысяч человек, была увеличена до ста тысяч. В апреле 1926 года этим соединениям удалось захватить Сувейду, но аль-Атраш продолжал вести партизанскую войну в неприступных горах до тех пор, пока в 1927 году он не был оттеснен превосходящими силами противника на иорданскую территорию, где англичане интернировали его, а затем выдали французам.