Наконец-то выехал на окраину города. Дорога тянется еще несколько километров через Гуту и потом держится параллельно горной цепи Антиливана. Крестьяне в коричневых длинных, до земли, рубахообразных одеждах (галабийях) пашут на поле у дороги, лавируя между оливковыми деревьями и виноградными лозами.
За Гутой ландшафт приобретает серо-коричневый тон. Яркая зелень исчезла; на восток простирается Сирийская пустыня, которая заканчивается примерно через 600 километров в Двуречье. Дорога круто поднимается; по бокам ее отвесно падают глубокие ущелья. Но русло реки сухое. В арабском языке есть два обозначения для реки: существует строгое различие между «нахр» — рекой, постоянно несущей воды, и «вади», то есть руслом, по которому вода течет лишь очень короткое время в году — несколько дней или даже часов. Обкатанные обломки пород в вади свидетельствуют о том, какой громадной силой обладает вода в дни таяния снегов. Русло реки многократно перекрыто высокими бетонными надолбами, напоминающими противотанковые заграждения, — они предназначены для задержания падающих камней.
Подъем становится еще круче. Время от времени мы проезжаем мимо разбитых автомобилей — следов катастрофы. Перед нами ползет груженный доверху грузовик. Он выпускает такое облако газа, что кажется, будто наступила ночь. Я делаю попытку обогнать его. И как раз в этот момент водитель по непонятной мне причине и без всякого предупреждения резко сворачивает влево. Изо всех сил нажимая на тормоз, сквозь чад с трудом различаю, что другой грузовик медленно карабкается по откосу — очевидно, тот водитель, желая обогнать его, не совсем точно рассчитал силу двигателя своей машины: маневр не удался. Теперь и второй увеличил скорость. Соперничая, оба приближаются к вершине горы, занимая всю ширину дороги. Если появится встречная машина, столкновение неизбежно. Но все идет хорошо, и когда наконец начался спуск, левому грузовику обгон все же удался; я благополучно миную обе машины и облегченно вздыхаю.
Чувствую потребность кое-что дополнить к моим замечаниям относительно положительных сторон езды на Востоке. Это касается прежде всего движения городского транспорта; оно таит в себе почти немыслимое для нас безрассудство с чертами фатализма, что особенно губительно для езды на междугородных трассах. Здесь сильно ощущается слепая вера в то, что Аллах уж как-нибудь все уладит и не имеет смысла вмешиваться в его дела.
Мы проезжаем мимо стада верблюдов — наверное, голов в двадцать — картина, ставшая редкостью! Стадо пасется. Это значит, что животные то тут, то там своими упругими языками выдергивают из земли между камнями высохший стебелек или колючий чертополох. Верблюд исключительно непритязательное животное. Он был одомашнен уже за 2000 лет до н. э. семитскими племенами, населявшими эту местность. Приспособление верблюда под транспортное средство революционизировало сообщение значительно сильнее, чем контейнеры в наше время. Верблюд обладает способностью выпивать огромное количество воды про запас и потом долгое время обходится без нее, поэтому его можно использовать для перевозок на дальние расстояния в безводных районах, то есть он оказался особенно пригодным для преодоления пустынь. Без верблюда была бы невозможной торговля с Кавказом, с городами Персидского залива и Двуречья, а также транспортировка товаров по «дороге благовоний».
И все же после четырехтысячелетней монополии верблюда как средства передвижения автомобиль примерно 50 лет назад подорвал ее, и с тех пор это животное постепенно утрачивает свое значение. Верблюд сегодня по сравнению с грузовиком убыточен, поэтому стадо верблюдов — теперь уже редкое зрелище.