Невытеребленного льна было еще так много, что, казалось, конца-края ему нет. А на убранных площадях стеной стояли зеленая трава, хвощ и колючки, похожие на кустарники, из-за чего Аристарх Николаевич подумал вначале, что весь лен не тронут.
Подойдя к работающим, он шутливо поздоровался: "Помогай бог!" - на что звеньевая Клавдия серьезно ответила: "Спасибо!" А Прокофий Кузьмич ничего не сказал, но, завидев Нюрку Молчунью, набросился на нее:
-- Ты чего здесь околачиваешься? Жениха нашла?
Нюрка разогнулась, посмотрела на Шурку, на председателя и тихо ответила:
- Я-то?
- Ты-то.
- За травой пришла.
- За какой такой травой?
- А вот возьму косу да и выкошу весь мусор для коров. Меня теперь на коров поставили.
- Так коси!
- А я косу не взяла.
- Ну и топай за косой.
- А я помогаю лен рвать.
- Не будут коровы такие колючки есть,- сказал председатель.
- А я на подстилку.
- Ну и коси.
- Я-то бы выкосила, да вот...- Молчунья взглянула на Шурку и замялась.
- Что вот?
- Ничего, я так.
Тогда Прокофий Кузьмич взялся за Клашу:
- Не пропололи лен, а теперь мучаетесь!
- Мы пропалывали,- ответила Клаша,- только не весь. Снова наросло везде.
- Если бы пропалывали, лен был бы.
- Мы пропалывали,- повторила Клавдия.
Пока Прокофий Кузьмич нагонял страх на всех, директор натеребил снопик льна. На загорелых руках его появился зеленый налет, медная кожа будто окислилась.
Кинув снопик на полосу и потерев ладони о брюки, Аристарх Николаевич повернулся к Шурке.
- Ну, что у вас тут произошло, Александр?
Шурка тоже бросил на межу только что затянутый сноп и подошел к директору. Бросили работу и женщины.
- Что с механизаторами вышло? - пояснил свой вопрос Аристарх Николаевич.
- Вот звеньевая, ее спрашивайте! - ответил Шурка, указывая на Клавдию.
Клавдия одернула подол замусоленного ситцевого сарафана, вытерла фартуком спекшиеся губы и тоже подошла к директору. За ней потянулись остальные.
- Что у нас вышло? Ничего у нас не вышло! - сказала Клавдия.
- Прогнали их, что ли?
- Кто их прогонял! Видите, лен-то какой.
- А в газете написано, что вы прогнали их.
- Мало ли чего в газетах пишут! Это Шурка вон пошутил, будто мы их турнули.
Молчавший Прокофий Кузьмич сразу оживился:
- Вот, пожалуйста! А я что говорил?
- Ну, давайте присядем, что ли,- предложил Аристарх Николаевич, словно не слышал слов председателя, и первый опустился на межу.
Стали рассаживаться и женщины. Председатель и Шурка не сели, стояли друг против друга: один рыхлый, приземистый, другой плотный, рослый.
Аристарх Николаевич поднял голову к Шурке:
- Выходит все-таки, что ты здесь тон задаешь, а не звеньевая?
Шурка не смутился.
- Турнуть их и надо было.
- За что?
- Да ни за что. Механизаторы тут ни при чем.
- Тэк, что же дальше?
- А что дальше? Руками будем рвать.
- Послать вам машину?
- Не надо машину.
- Слыхали? - опять обрадовался Прокофий Кузьмич.- Вот из-за кого весь район взбулгачили!
- Подождите, Прокофий Кузьмич,- остановил его директор.- Давайте разберемся. Говори, Александр!
- Что ж говорить? Вам звеньевая уже сказала. На такой лен пустить машину - одни убытки будут. Да и машина тоже - только название от нее осталось: мнет, путает, елозит. Разве это механизация?!
Прокофий Кузьмич еще раз не выдержал:
-- Вот видите! Все факты имели место!
Аристарх Николаевич, казалось, не слышал его, он разговаривал с Шуркой.
- Осень поздняя, Александр, не справитесь вы со льном, много его.Директор повел рукой вокруг. С земли ему были видны только желто-зеленый с коричневым оттенком спелый лен да мутное осеннее небо, лен и небо - ничего больше.
Шурка тоже посмотрел вокруг. Его лен не пугал своей бесконечностью: стоя, он видел границы поля - лесные опушки, стога сена на клеверищах, холмы перед спуском к реке.
- Справимся, Аристарх Николаевич,- уверенно сказал он.- Не беспокойтесь за нас.
- Шурка тут такое навыдумывал! - прыснула вдруг молодая девушка, прятавшаяся за спиной Клавдии.- "Завтра, говорит, вся деревня к нам сбежится лен теребить".
- А что, и сбежится! - поддержала Шурку звеньевая.
- Чего он навыдумывал? - почти встревожился директор.
Ответила Клавдия:
- А вот мы объявим, чтобы косы с собой брали, кто хочет: пусть всю траву из-подо льна для своих коров скашивают. Вот и сбегутся. Сена для своих коров никто не заготовил, а колючки все-таки не веточный корм.
-- Здорово! - вырвалось у директора школы.
А Прокофий Кузьмич возмутился, начал кричать:
- Опять самоуправство! Кто разрешил? У кого спросили? Козами обзавелись, чтобы с колхозом меньше считаться, а сейчас новую лазейку изобрели!
- Надо же и своих коров чем-то кормить, товарищ председатель,- сказал Шурка.- Молоко от них и государству идет.
- Хитрить стали, на кривой все запреты хотят объехать! - шумел Прокофий Кузьмич.
- И будут хитрить, коли запретов много.
- Я тебя научу, молокосос, как хитрить! Нюрка, коси все подряд!
Когда председатель закричал, женщины и девушки, сидевшие на земле, повскакали с мест. Клавдия испуганно заморгала глазами. Кто-то тяжело вздохнул.
Нюрка перепугалась больше всех: ведь если бы она первая не брякнула об этой поганой траве, может, и крику бы такого не было. Во всем она виновата молчала бы да молчала!..
Шурка хотя и старался держаться как подобает взрослому мужчине, каким он хотел быть, но все лицо его покраснело, и он начал поглядывать на директора школы, словно ждал от него защиты.
А директор сидел себе на земле да тэкал, будто дразнил кого:
- Тэк-тэк! Тэк-тэк!
И поглядывал снизу то на председателя колхоза, то на занятного подростка Шурку.
- Не буду я косить! - вдруг сказала Нюрка Молчунья.
- Что, что? - искренне удивился Прокофий Кузьмич.- И эта туда же? Ты кому здесь подчиняешься? Обоих из колхоза выгоню и участки отберу! Видали, что делается? - обратился он к Аристарху Николаевичу.- Ославили на весь район, да еще голос подымают, антимеханизаторы проклятые! Я этот дух из вас вышибу.
Нюрка заплакала.
Директор школы решился наконец вмешаться в разговор.