У Элизабет застучали зубы, когда она услышала плеск: океан поглотил сверток, утащил в свои глубины. Ответом ему стали хриплый стон Гийома и его рыдания.
Она не усомнилась ни на мгновение: тело ее мамы сбросили в море. Перед глазами замелькали картинки из той счастливой, спокойной жизни, что была у них в Монтиньяке.
Вот ее красивая мамочка в цветастом платье. Она то и дело смеется, любит рвать цветы в саду и покрывает свои длинные золотистые волосы соломенной шляпкой. Свет внезапно погас, ночь обрушилась на корабль, мачты, дымовые трубы, безмолвную палубу и на маленькую девочку, только что лишившуюся той, кого нежно любила и кто крепко любил ее.
Глаза Элизабет широко распахнулись, и она смогла наконец закричать. Этот отчаянный зов заледенил кровь у всех присутствующих при погребении.
- Мамочка! Нет! Мамочка!
Гийом кинулся к дочке. Поймал за талию, подхватил, но на руках у него оказалась кукла - недвижимая, с безвольно повисшими головой и руками. Он упал на колени, обнимая свою ношу.
- Кати, прости меня! - сказал он. - И ты прости, моя принцесса! Я с тобой и больше никогда тебя не оставлю, обещаю!
Молодой вдовец осыпал свое дитя поцелуями. На протяжении нескольких секунд он осмеливался представить, как тело жены медленно опускается в морские глубины, потом отогнал видение. Отныне Элизабет - его единственная забота, единственное сокровище.
- Приди в себя, мое золото, - шепнул он, целуя девочку в щеку, в каштановые кудряшки. - Мы вместе откроем для себя Америку, а мамочка с неба будет смотреть на нас и радоваться.
Малышка всхлипнула, по ее телу прошла дрожь. Гийом обнял ее еще крепче, с чувством бесконечного облегчения. Он ощутил в себе новую силу и вместе с тем странную уверенность, что это Катрин ее в него вселила.
- Спасибо, любимая! - проговорил он. - Покойся с миром, моя Кати!
5 Новый Свет
На борту парохода «Шампань», суббота, 30 октября 1886 года
Услышав радостные возгласы, к которым примешивались крики чаек, Гийом проверил, полностью ли одета дочь.
Он уже упаковал их скромный багаж - большой кожаный саквояж, куда Катрин вынуждена была сложить вещи первой необходимости.
- Сейчас и мы, моя хорошая, поднимемся на палубу. Пароход прибывает в Нью-Йорк. Наше путешествие подходит к концу.
Элизабет кивнула вместо ответа, во взгляде ее голубых глаз читалась тревога. После смерти матери она двое суток не вставала с койки и отказывалась от пищи. Зато спала лучше, чем обычно, спрятавшись в отцовских объятиях. Мало-помалу она стала пить бульон, а потом и играть с куклой. Но девочка почти не разговаривала: едва слышные «да» или «нет» - вот и все, что от нее можно было услышать.
- Принцесса моя, пойми, с понедельника я выхожу на работу. Друг пообещал мне место на стройке. Будь хорошей девочкой, потерпи! Я буду вынужден оставлять тебя у Колетт. Она добрая, и ты ведь любишь Поля, ее младшего сыночка?
- Да, папочка, я буду вести себя хорошо.
Растроганный отец притянул ее к себе, приласкал. Элизабет произнесла фразу из нескольких слов - чем не повод для радости?
- Знаю, ты сильно горюешь, потому что мама больше не с нами. Она стала ангелом небесным, и чтобы ее порадовать, мы должны справляться с трудностями, я и ты.
- А мама точно там, в раю? - с тревогой спросила девочка. - Те люди в черном, они ведь сбросили ее в море.
- Не нужно было тебе это видеть, - вздохнул Гийом. - Я сожалею об этом всей душой. Но наша мама хотела быть похороненной в океане, и уже оттуда она вознеслась на небеса, чтобы навсегда остаться такой же красивой и оберегать тебя.
В задумчивости Элизабет покусывала кончик прядки волос, шелковистыми локонами спадавших ей на плечи. После недолгого раздумья она сказала:
- Папочка, у меня есть секрет. Я уже видела людей в черном и что они делали на этом пароходе. Видела в моих страшных снах.
Она поежилась, всхлипнула, а потом и расплакалась. Отец чуть отодвинулся, чтобы внимательно на нее посмотреть.
- Так эта сцена являлась тебе в кошмарах? - вскричал он. - Элизабет, ты же говорила, что ничего не помнишь!
- Так и было, пап. Я вспомнила, только когда они бросили тело мамы в воду.
Охваченная паникой, Элизабет рыдала в голос. Гийом, окончательно растерявшись, обнял ее и стал баюкать.
«Боже мой! Так вот что так ее пугало! - думал он. - Бедная моя девочка!»
Тут в памяти всплыли признания его собственной матери, сделанные много лет назад. Однажды вечером в кругу семьи Амбруази Дюкен, сидя возле камина, завела удивительное повествование о своих снах, которые впоследствии исполнились до мельчайших деталей.