— Хорошо! Пригласим их с Бонни поужинать с нами в каюте. А сейчас их лучше не тревожить, — сказал на это Ричард.
Элизабет прижалась к мужу. Французское побережье превратилось в темную полосу, кое-где щетинящуюся строительными кранами, остроконечными крышами домов.
«Быть может, я еще вернусь, — думала она. — И, если того захочет судьба, даже увижу Жюстена. А может, и нет. Прощай, моя родина! Прощай, Жюстен! Я так тебя любила…»
Жюстен много часов бродил по окрестным полям и тропам. Лето только началось, вокруг — зелень и цветы, и от этого зрелища невольно светлело на душе.
Он зашел довольно далеко в северном направлении и освежил лицо и руки в речушке Соваж[12] — притоке Шаранты. Они часто приезжали сюда верхом с Элизабет, которой название речки казалось забавным, и она часто по этому поводу шутила.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда молодой солдат подошел наконец к замковому парку.
Решив никому не показываться на глаза, он осторожно двинулся по аллее.
«Мариетта наверняка ушла домой еще до сумерек, — рассуждал он. — Я слишком долго бродил, она меня не дождалась».
Держась в густой тени вековых сосен, Жюстен медленно подошел к конюшням. Перль и ее жеребенок гуляли в загоне, их он увидел издалека. Конечно, хотелось позвать кобылу, приласкать, однако он не решился. Но тут Перль встрепенулась, коротко заржала и галопом понеслась ему навстречу.
— Ты уловила мой запах или просто почувствовала, что я рядом! — обрадовался Жюстен, когда лошадь ткнулась бархатистой мордой ему в ладони. — Мы с тобой и остальными лошадками хорошо ладили, помнишь? И с Элизабет тоже.
С тяжелым сердцем юноша погладил Перль по шее и пошел дальше вдоль загородки. Тридцать метров — и он уже был на заднем дворе конюшни. Ориентировался здесь Жюстен с легкостью, потому что все осталось, как было: навозная куча — на старом месте, дверь чуланчика для хранения седел и сбруи выкрашена все той же зеленой краской, старинная каменная поилка — все в тех же коричневых пятнах мха.
Рядом кто-то хрипло кашлянул. Жюстен обернулся и увидел-таки нечто неожиданное: возле открытой двери, ведущей непосредственно в конюшни, стоял Гуго Ларош. Худой, с седеющими волосами и бородой, хозяин замка держал его на мушке охотничьего ружья.
— Проваливай отсюда, бастард! — промямлил Ларош. — Тебя только не хватало!
Судя по стеклянным глазам и заплетающемуся языку, он был пьян. При виде ружья Жюстен замер.
— Глухой? Проваливай из усадьбы или пристрелю, как бешеную собаку, и оставлю гнить в навозе!
— Уже ухожу. А ружье уберите, если не хотите сгнить за решеткой.
— Хорош языком чесать! Умник нашелся!
Ненависть в Жюстене всколыхнулась с такой силой, что стало не до боязни. Он готов был сцепиться с Ларошем здесь и сейчас, даже если это кончится плохо.
Но тут из конюшни послышался женский стон, и парень окончательно слетел с катушек — решил, что это наверняка Мариетта.
— Что вы с ней сделали? — крикнул он.
Гуго Ларош скрипнул зубами, прищурился и… нажал на гашетку. Эхо выстрела прокатилось по двору, и снова воцарилась мягкая вечерняя тишина.
Пароход вышел на просторы Атлантики, окрашенные заходящим солнцем в роскошные золото и пурпур. Убаюканная легкой качкой, Элизабет задремала на оттоманке в уголке своей каюты.
— Ты утомилась, дорогая. Отдохни! — сказал ей Ричард. — Мы сегодня ужинаем в компании Бонни и Жана, и ты расскажешь про свои приключения в Гавре.
Молодая женщина моментально провалилась в исцеляющий сон, и счет времени был утерян.
Ее разбудил отголосок выстрела, оглушительно громкий. Элизабет привстала на локте. Сердце стучало, как сумасшедшее. Она испуганно огляделась и пару секунд не могла понять, где находится.
— Ах да! Это наша с Ричардом каюта! Но кто стрелял? Потому что я точно слышала выстрел.
Она испугалась звука собственного голоса — настолько хриплым и низким он ей вдруг показался. Вся дрожа, молодая женщина закрыла глаза, силясь удержать смутное видение.
— Сумерки… Выстрел… кровь и крики! — пробормотала она, тяжело дыша. — Это был сон. Я спала и видела сон. Но кажется, что стреляли совсем близко. И опять этот человек в черном. Снова он! Господи, за что?
Элизабет в ужасе села на софе. Только теперь она вспомнила, что сразу после пробуждения внизу живота у нее больно кольнуло.
— Лисбет?