— Я говорила, что он близко, — с улыбкой сказала Мадлен. — Иди скорее, я присмотрю за детьми.
Эрмин стала карабкаться вверх по деревянной лесенке, и Тошан вовремя протянул ей руку и подтянул наверх.
— Моя женушка-ракушка! — шепнул он ей на ушко.
И обнял, окинув с ног до головы радостным взглядом. Пьер отвернулся, шокированный столь откровенной демонстрацией нежных чувств супругов. Он никогда бы не позволил себе такое при людях.
— Ты опоздал! — мягко пожурила мужа Эрмин. — Я очень волновалась.
— У меня были дела, — отрезал он. — Но теперь мне хочется как можно скорее оказаться дома. И, как я смотрю, скучать вдвоем нам не придется.
Она услышала в его словах упрек и моментально рассердилась.
— Ты позволил мне взять с собой Шарлотту! Мадлен поехала с нами, потому что она кормит девочек. Их нельзя резко отнимать от груди, это может сказаться на их здоровье. Посмотри, Мукки тебе машет! Он так по тебе скучал!
— Такому маленькому ребенку прежде всего нужна мать, — сказал Тошан. — Пьер, скоро будем отчаливать! Сегодня вечером ты наш гость.
— Я, признаться, на это очень рассчитывал, — отозвался тот с улыбкой. — Я не собирался спускаться по Перибонке ночью.
Эрмин с трудом сдерживала слезы разочарования и обиды. Первый порыв нежности — и супруг стал холодным, отстраненным. Он не сказал ни слова о ее наряде — платье из ситца в цветочек, подчеркивавшем ее красивую фигуру, и соломенной шляпке, украшенной матерчатой розой.
Тошан молча передал ей поводок и побежал за объемистым полотняным мешком, который оставил у ближнего столба. Пес, в отличие от хозяина, всем своим видом давал понять, как рад видеть Эрмин. Он положил передние лапы ей на плечи и стал лизать в нос.
— О нет, Дюк! Не надо! — воскликнула она.
Шарлотта и Мадлен прыснули со смеху. Эрмин присоединилась к их веселью. Очень скоро все, включая собаку, оказались на борту. Пьер завел мотор. Лодка вздрогнула и понеслась по голубым водам широкой реки, с незапамятных времен впадавшей в озеро Сен-Жан. Оказавшись на борту, Тошан занялся детьми — слушал лепет Мукки, звонким голоском несколько раз произнесшего «папа»; по очереди брал на руки Мари и Лоранс и радовался происшедшим с ними метаморфозам.
— Когда я уезжал, они почти ничего не весили, а теперь ну просто два великолепных карапуза! Похоже, у Лоранс твои глаза, Эрмин! А Мари более светлокожая и светловолосая! Но они обе красавицы! Ты хорошая кормилица, кузина Мадлен!
Эти слова тоже огорчили Эрмин. Она очень сожалела о том, что не может сама кормить дочек.
«Но ведь он прекрасно знает — я рассказала в письме — что молоко у меня перегорело в ту ночь, когда нас напугала страшная метель и я боялась, что никогда его больше не увижу!» — подумала она. Присутствие мужа должно было радовать Эрмин, но радоваться у нее не получалось.
Лодка плыла против течения, поэтому ее часто качало, воды реки стояли еще высоко, течение было сильным. Шарлотта с трудом подавляла рвотный рефлекс; малышки решили выразить свой протест против ветра, солнца и шума мотора. Они кричали уже больше часа, и колыбельные Мадлен не помогли им успокоиться. Дюк лаял, стоило мимо лодки пролететь какой-нибудь птице. Однако Тошан и Пьер, похоже, были довольны поездкой. Они разговаривали и курили.
«Все это кажется Тошану нормальным, — с тяжелым сердцем подумала Эрмин. — Он попросил меня приехать в определенный день в Перибонку — и я примчалась. Мне придется жить в глубине леса целый год с тремя маленькими детьми. Но он даже не подумал сказать мне «спасибо», проявить ко мне хоть немного сострадания, учитывая жертву, которую я приношу, а для меня это именно так… Не спросил о моих родителях, об их здоровье, особенно о маме… Когда я рассказывала ему о том, как легко родился Пьер-Луи, он только покачал головой!»
Она усадила Мукки к себе на колени. Мальчик тут же задремал. Объятия ребенка облегчили ее печаль. И все же молодая женщина отчаянно тосковала по красивому дому матери, прохладе просторной гостиной, чаю с бергамотом, который Мирей подавала в пять вечера с печеньями, приятно пахнущими сдобой. Лора с Жослином, должно быть, спокойно проводили время в Валь-Жальбере, хотя и сочли ее отъезд нелепым и ненужным. Они утешились, пообещав Эрмин, что обязательно будут с ней в Квебеке с сентября и до первых снегопадов.
— Завтра же пойду на охоту, — говорил Тошан Пьеру. — Буду коптить на зиму мясо. Я уже запасся всем, что нужно: растительным маслом, мукой, сахаром и консервами!
Эрмин сжала зубы. Она злилась на мужа и на себя тоже за то, что скрыла от него правду. Страшная тревога снедала ее.