Глаза Эрмин широко распахнулись от ужаса. Она ни на секунду не могла представить, что Тошан снова ей врет. На самом деле он сжег остатки саней, изрубив их топором.
— Ты дважды чуть не погиб, когда был далеко от меня! — воскликнула она. — Когда ты станешь осмотрительнее, перестанешь считать себя бессмертным? У тебя трое детей, Тошан!
Расстроенная, она задула свечу и легла с ним рядом. Какое-то время они молчали. Сердца ускоренно бились, дыхание участилось. Эрмин боролась с желанием дотронуться до супруга, а он прилагал массу усилий, чтобы не обнять ее. Но темнота напоминала обоим о стольких сладких поцелуях и дерзких ласках, что они одновременно повернулись друг к другу.
Она придвинулась к нему, коснулась губами подбородка, нашла его губы. Он ответил, раздавив ее губы своими. Секунда — и ничего больше не имело значения. Ни родители, ни дети, ни сани, ни щенок хаски. Эрмин освободилась от ночной сорочки, чтобы поскорее остаться обнаженной, отдаться желанию Тошана. Он стал ласкать ее всю, не забывая ничего.
Внезапно он отодвинулся и встал.
— Что ты собираешься делать? — задыхаясь, спросила она.
Крошечный огонек разорвал темноту. Ее муж зажигал свечу. Она увидела его — загорелого, с черными распущенными волосами, обрамлявшими напряженное лицо. Все его тело вибрировало от страсти.
— Я хочу тебя видеть, — властно сказал он. — Ты такая красивая!
Как и в ночь после их бракосочетания, Эрмин овладела стыдливость. Она закрыла глаза, стоило ему сдернуть с нее простыню. Но осознание того, что ею любуются, пожирают взглядом, разбудило в ней чувственное удовольствие.
— У меня самая прекрасная жена в стране! — воскликнул он, тяжело дыша. — Ты — моя, только моя!
Он лег на нее сверху, и, без долгой прелюдии, вошел в нее жестче, чем обычно. Ее это удивило, и все же она позволила увлечь себя бурному потоку страсти, который быстро принес ее к пику наслаждения. Ей пришлось закусить зубами простыню, чтобы не закричать. Тошан, который тоже не издал ни звука, на этом не остановился. Он казался неутомимым. Опьяненная, пребывающая в том же чувственном бреду, Эрмин в конце концов ощутила приятную усталость. Внутренний голос не переставая твердил, что теперь она наверняка забеременеет. Но в тот момент ей не было до этого дела.
Они немного поспали, прижавшись друг к другу. За окном ночная птица испускала монотонные крики. Сонная, Эрмин все же спросила:
— А почему ты устроил Мадлен в большой комнате твоей матери? Нам там было бы удобнее. В той кровати родился Мукки, и с ней у меня связаны чудесные воспоминания.
— Мне хотелось новую комнату, чтобы начать в ней с тобой новую жизнь, — сказал он тихо, сонным голосом. — И кровать тоже новая, мы только что ее испытали.
Тошан окончательно проснулся и испытал желание рассказать ей все, что знал сам. И он сделал это мысленно.
«Моя дорогая супруга, я не могу спать с тобой в комнате, где твой отец обесчестил мою мать и куда принесли из леса мою новорожденную сестру Киону, твою сестру и сестру ребенка Лоры, Пьера-Луи, о котором ты говоришь с улыбкой гордости».
Эрмин сидела под навесом на веранде, скорее длинной, чем широкой. Отсюда она могла видеть Мукки, пускавшего бумажный кораблик в чане с водой. Шарлотта читала, лежа на одеяле. Зонтик закрывал ее от солнца.
Вокруг царили мир и покой. Мадлен укачивала двойняшек, которые только что поели. Тошан еще не вернулся с охоты. В июле он убил карибу[55], на огромную тушу которого молодая женщина не могла смотреть без сожаления. Ей совсем не понравились три дня «скотобойни», как назвала это кормилица, в течение которых тушу разрезали и сняли мясо с костей. От запаха ее жутко тошнило, так что она решила было, что снова беременна. Но очень скоро с огромным облегчением получила верные доказательства того, что это не так. Карибу превратился в куски копченого мяса, а его шкуру, выделанную Мадлен, постелили на полу в их с Тошаном комнате.
«Дни идут так быстро! — подумала она и оторвалась от шитья, чтобы посмотреть на прозрачно-голубое небо. — Я так и не написала директору Капитолия — никак не могу решиться. Тошан смотрит, какие письма я передаю Пьеру каждый раз, когда он к нам заезжает. По крайней мере, я получила хорошие новости из Валь-Жальбера. Мама все не нарадуется моему маленькому братику Пьеру-Луи. Я не могу разделить с ней эту радость. Жаль!»
55
Карибу — крупный североамериканский олень. Так же квебекцы называют и свой любимый алкогольный напиток.