— Все встало на свои места, — глубоким теплым голосом сказал он.
В черных глазах отразилось удовлетворение. Эрмин кончиками пальцев погладила его по щеке. Она была уверена, что ее муж — самый красивый мужчина в мире.
— Все встанет на свои места до наступления вечера, — поправила она супруга.
Не выказав удивления, Тошан наклонился и поцеловал юную жену в полуобнаженную грудь. Мирей быстро отвернулась, Элизабет издала смущенное восклицание. Улыбка осталась только на обрамленном темными кудрями личике Шарлотты.
Тошан отошел и устроился в кресле у окна. Он успел заметить недовольную гримаску на лице тещи. Лора, как и Элизабет, сочла его поступок не совсем приличным. Мукки продолжал сосать материнскую грудь в полнейшей тишине. Однако у каждого, кто находился в эту минуту в гостиной, в голове бродили отнюдь не самые безмятежные мысли.
Тошан думал о том, сколько времени ему придется провести в Валь-Жальбере. Они с Эрмин еще не говорили об этом: с поспешным отъездом и трудностями путешествия им было не до этого.
«Спрошу у нее сегодня же вечером, — успокоил он себя. — Я знаю, ей хотелось бы оставаться здесь как можно дольше, но мне-то чем себя занимать? В пристройке полно дров, а в кухне — еды. Что ж, в худшем случае пойду поохочусь».
И он бросил мрачный взгляд за окно — белое пространство с редкими кленами, березами и елями. Он снял куртку и шерстяной жилет. В доме, по его меркам, было слишком жарко.
Лора, устроившись за инкрустированным столиком, делала вид, что листает журнал. Время от времени она с тревогой поглядывала на зятя, одежда, длинные волосы и манеры которого ее раздражали. В этой комнате с красивыми безделушками, мебелью из дорогого дерева с шелковой обивкой, светлого оттенка коврами он был явно не на своем месте.
«Этот юноша похож на зверя в клетке! — с сожалением подумала Лора. — На очень красивого зверя, этого я не стану отрицать. Но он никогда не привыкнет к комфортной монотонной жизни, которой мы здесь живем».
Несколько минут она любовалась милой картиной, которую являли собой Эрмин с младенцем, потом подавила вздох.
«Как бы мне хотелось, чтобы моя дорогая девочка и этот прекрасный малыш остались со мной! — сказала себе Лора. — Мне не суждено было стать матерью мальчика, но у меня есть право видеть, как растет мой внук Жослин. Да, для меня он Жослин, а не Мукки! Индейские имена меня смущают. О, вспоминаю, какое лицо было у моего зятя, когда вчера за ужином я назвала его Клеманом! Нет, сегодня же вечером я поговорю с Эрмин. Я хочу знать, что они планируют на будущее. Лишь бы только не уезжали!»
В голове Элизабет Маруа, сидевшей на краешке дивана, как если бы она чувствовала себя слишком неловко, чтобы устроиться поудобнее, тоже теснились вопросы. Мари, очаровательная шестимесячная малышка, спала у нее на руках.
«Как я рада, что моя крошка Мимин вернулась, — думала женщина. — Но как она изменилась! Хотя это и неудивительно, ей ведь пришлось жить в чаще леса с индейцами. Только бы она и вправду была обвенчана с этим Тошаном… Нет, с Клеманом. Лора очень просила меня называть его Клеманом. Даже не знаю, к чему приведет такой союз! Теперь, когда Эрмин стала мамой, она не сможет сделать карьеру певицы. Что до ее мужа… Как я поняла, он перебивался временной работой на лесопилках. Но ведь теперь, когда у него есть семья, он не сможет ездить по всему краю…»
Между бровей Элизабет залегла морщинка озабоченности. Внимание ее обратилось к Шарлотте. Девочка сидела, закрыв глаза и прижавшись к Эрмин.
«А Шарлотта? Какая муха ее укусила? В канун Рождества она подарила мне салфетку, на которой сама вышила: “Моей дорогой Бетти”. Я хорошо о ней забочусь. Но вот Жо… Он бывает таким упрямым!»
Эрмин, которая, как все полагали, была занята только своим малышом, тоже одолевали тревожные мысли. Признание Шарлотты глубоко ее взволновало. По ее мнению, большинство мужчин своим поведением время от времени заслуживали порицания, за исключением ее собственного супруга.
«Какой ужас! А ведь до кончины жены Жюль Лапуант был серьезным и порядочным человеком. Овдовев, он начал пить. Теперь я лучше понимаю нашего кюре, добрейшего отца Бордеро[5]. Он часто увещевал работников фабрики не пить спиртного, говорил, что алкоголь — это открытая дверь для всех пороков. И не ошибался. Подумать только, что Шарлотта могла потеряться или даже умереть от холода! Почему, ну почему она не пришла просить помощи у мамы?»
5
В действительности первым кюре Валь-Жальбера был аббат Жозеф-Эдмон Трамбле. Он занимал этот пост с 1911 по 1927 год.