— Да, как в кино, которое показывают только мне, — с улыбкой объяснила Киона.
— А ты видела маму совсем маленькой? — спросила Мари-Нутта, придя в возбуждение от этой мысли.
— Там не было никаких детей, — ответила Киона. — Думаю, я попала в фугую эпоху, не ту, что интересует Лоранс. Монастырскую школу только заканчивали строить. Крыша еще не была покрыта. Нужно будет спросить у месье мэра, в каком году построили это здание.
— За год до того, как сестры нашли маму на крыльце, в 1915 году, — важно произнес Мукки. — Я и то знаю.
— Я и то знаю! — передразнила его Мари-Нутта, ущипнув за руку. — Ты что о себе возомнил?
Они принялись хохотать, радуясь возможности подурачиться, чувствуя себя связанными важным секретом, а также стараясь забыть о трагедии, постигшей их семью.
— Сегодня вечером, если не боитесь, пойдем вместе в бывший магазин, — сообщила Киона. — Я наверняка увижу что-нибудь из прошлого! Весь поселок приходил туда за покупками. На втором этаже располагался отель и ресторан. Представляете? Там должно быть полно призраков!
— Я не пойду, — содрогнулся Луи. — Ненавижу призраков!
— Ты что, с ними встречался? — насмешливо спросила Мари-Нутта.
— Не смейся над ним! — вступилась Лоранс. — Мне тоже там было бы не по себе.
— Не бойтесь, вы будете под моей защитой, — заявила Киона.
Они дружно посмотрели на нее, ни на секунду не сомневаясь в ее таинственной силе. В своих бежевых холщовых брюках со следами грязи и клетчатой рубашке она ничем не отличалась от обычного местного ребенка: всегда на улице, в поисках приключений, настоящая девчонка-сорванец. Но их уверенность была связана с диким и в то же время спокойным блеском ее удивительных янтарных глаз. Часто вечерами, на закате солнца, они замечали, что миндалевидные глаза Кионы становятся похожи на глаза волков, приобретая хищный оттенок и загадочное выражение.
— А как ты нас защитишь? — тем не менее уточнил Мукки, оскорбившись, что его лишили роли старшего.
— Мин говорит, что, судя по всему, я медиум. Она прочла это в какой-то книге. Поэтому призраков буду видеть или слышать я одна.
— Прекрати, у меня мурашки по спине побежали! — воскликнула Лоранс.
— Ты сама во всем виновата, — проворчал Луи с тоскливым выражением лица. — Это же ты попросила Киону вернуться в прошлое… то есть посмотреть, каким поселок был раньше.
Лоранс не успела ответить. К ним направлялась Мадлен, молчаливая и серьезная.
— Быстро за стол, — сказала она. — Месье Жослин проголодался, после обеда он хочет отдохнуть. Эрмин и мадам Лора пообедают позже.
Индианка обвела их подозрительным взглядом. Она догадалась, что они замышляют что-то, но не смогла понять, что именно. Дети послушно отправились в дом, привыкшие подчиняться ее строгому тону и природному достоинству.
В это время в нескольких сотнях метров отсюда Эрмин наблюдала за матерью, только что пробравшейся к черным развалинам своего дома. Она не хотела ее беспокоить и лишь наблюдала в стороне, готовая вмешаться при малейшем тревожном симптоме. Ее сердце сжалось, когда она увидела, как Лора гладит рукой обугленную стену коридора. Спрятавшись за высоким кустом с красными розами, Эрмин затаила дыхание.
«Но что она делает?» — внезапно встревожилась молодая женщина. Ее мать, встав на колени, скребла землю, покрытую пеплом. Она подбросила вверх горсть пепла и натерла им щеки и волосы.
«Я отсюда слышу ее стоны! — испугалась Эрмин. — Господи, бедная мамочка!»
Внезапно рядом с ней возник Тошан, как обычно, бесшумно. Он нежно обнял ее за талию.
— Почему ты не идешь к ней? Мне кажется, твоей матери нужна помощь.
Появление мужа показалось Эрмин настоящим чудом. Она инстинктивно, не раздумывая, прижалась к нему. Невзирая на размолвки последних дней, он оставался для нее самым надежным убежищем.
— Тошан, я боюсь, — тихо призналась она. — Мама наговорила ужасных вещей. Мне казалось, я вижу перед собой чужую женщину или умалишенную. Я знаю, что у нее нелегкий характер, но, если подумать, так ли уж она вынослива? Возможно, мы зря считаем ее сильной и даже железной.
— Она испытала сильнейший шок. Судьба снова ополчилась против нее, как прежде.
— Да, ты говоришь именно то, что я чувствую.
— Я никогда не забывал те странные дни, которые Лора провела в нашей жалкой лачуге на берегу Перибонки. Мне было всего восемь лет, и эта женщина, сидевшая у окна, вызывала у меня страх. В ее глазах больше не было жизни. Мой отец заставлял ее есть и пить, и она подчинялась, покорная, безучастная. Тала объяснила мне, что незнакомка страдает душой и телом, что ее воспоминания покинули ее. Это казалось мне невозможным. Странная штука — судьба! Если бы я тогда знал, что эта несчастная женщина станет моей тещей, что она потеряла рассудок из-за разлуки с дочерью… С тобой, моя любимая Мин.