И он осторожно взял ее на руки. Женщина со стоном обхватила его плечи. Жослин устроил ее на санях, укутав в многочисленные одеяла и меха.
— Я пережила и сегодняшнюю ночь, — вздохнула женщина. — Может, нашей девочке тоже лучше? Скажи, Жослин, ты ведь не забыл вложить записку ей в чепчик? Я хочу, чтобы сестры звали ее настоящим именем. Мари-Эрмин — это так красиво…
Он ответил натянутой улыбкой и поправил на каштановых волосах жены бобровый капор.
— Может, придет день, дорогая, когда мы сможем попросить у нее прощения. Сказать нашей любимой девочке, что у нас не было выбора…
Большие голубые глаза Лоры наполнились слезами, и она опустила голову. Жослин встал на полозья позади саней и приказал вожаку упряжки:
— Вперед, Бали! Вперед на север!
Небо из сиреневого стало розовым. Над вершинами елей появилось солнце, и покрытый слоем льда снег заискрился золотом.
Собаки бежали вперед, прогибая спины от усилия, хотя сани не были тяжелыми. Мужчина всматривался в даль, в пустынные ледяные горизонты Севера. Он рассчитывал объехать озеро Сен-Жан и подняться по течению реки Перибонки к отрогам гор Отиш. Кто осмелится пойти за ним следом, когда зима раскинула над Квебеком свои смертоносные крылья? Здравомыслящий человек так рисковать наверняка не станет.
В это же время в стенах монастырской школы поселка Валь-Жальбер проснулась Мари-Эрмин. За ночь она хорошо отдохнула, и температура спала. Сестра Аполлония отметила про себя, что пятна стали менее красными.
И молитвы ее были исполнены пламенной и искренней благодарности.
Глава 2. Карантин
Целлюлозная фабрика поселка Валь-Жальбер, вечер 15 января 1916 года
Зима все крепче сжимала в своих объятиях заснеженные земли вокруг озера Сен-Жан. После перерыва в несколько дней снова начался снегопад. Поднялся ветер, предвещая новую метель.
Огни фабрики Валь-Жальбер были видны издалека. Только что заступивший на смену Жозеф Маруа обеспокоенно огляделся по сторонам. Толстый слой снега укрыл крыши вагонов и огромную гору древесных отходов, которые предстояло обработать.
«Если они смерзнутся, без кирки и заступа не обойдешься!» — подумал он.
Поглубже натянув шапку на уши, он вошел в цех, в котором находились прессы. Сосед, Амеде Дюпре, дружески махнул рукой в знак приветствия.
— Жозеф, опаздываешь! Снова Бетти не хотела тебя отпускать?
Рабочие ночной смены любили беззлобно подшучивать друг над другом.
— Ну что, Жо, этой зимой ты снова не пойдешь в лес? — громко спросил Марсель Тибо, щуплый на вид сорокалетний мужчина, который как раз смазывал механизм гидравлического пресса. — Боишься оставить свою милашку Бетти одну? А ведь в жизни лесоруба есть свои преимущества. На делянке не надо каждый день мыться, терпеть придирки супруги…
— Скажешь тоже! — отозвался Амеде. — Жозефа теперь дальше улицы Сен-Жорж не вытянешь! Он даже приказал своей женушке закрывать дверь на ключ! Боится, как бы его благоверная не подхватила оспу. Я врать не стану, мы же соседи. Я все вижу!
Четырнадцатилетний подросток по имени Эрменежильд принялся насвистывать себе под нос припев песенки «Auprus de mа blonde»[5]. Мать назвала его в честь дяди, Эрменежильда Марена, четырнадцать лет назад руководившего строительством фабрики.
Юноша был самым молодым работником компании. Он умел читать и писать — в противном случае его не взяли бы на работу, как того требовал закон.
— Прекрати бубнить, Нэнэ! — крикнул ему Жозеф. — Представь себе, я предпочел бы спать рядом с женой, а не ишачить до рассвета! Да еще на улице назревает настоящая буря, попомните мои слова!
Не по годам высокий, остроумный и веселый, с веснушчатым лицом, Эрменежильд, а в обиходе Нэнэ, часто развлекал приятелей своими песенками и шутками. На фабрике все его любили.
— Если уж вспомнили об оспе, то с рябым лицом ты был бы тот еще красавчик, — завел свою песню Жозеф. — Хотя ты и так рябой.
Подросток сплюнул на пол и склонился над прессом. Из-за шума водопада мужчинам приходилось кричать.
— Кюре сказал, что это не оспа, а корь, — крикнул Марсель. — И доктор из Роберваля подтвердил его слова. Так что можешь выпустить свою Бетти подышать, Жо.
— Вы все мне завидуете, — последовал ответ. — А могли бы последовать моему примеру. У нас отец Бордеро танцевальные вечера запретил. Так я ходил танцевать в Шамбор и там встретил свою крошку Элизабет. В то время я жил в общежитии, но ведь у нас каждый, кто женится, вскоре получает дом…