Киона больше не боялась. Она только что убедила себя кое в чем. Ее предупреждали, что не нужно судить о людях лишь по их внешности. Тошана, как и Делсена, часто унижали и отвергали из-за того, что он метис. Тем не менее он и Мин образовали прочную семейную пару, связанную возвышенной любовью.
Успокоившись, она освободила своего коня от веревки. Фебус станет пастись между деревьями, и далеко он не уйдет. Киона пошла прямо к хижине, дверь которой была приоткрыта, однако ей пришлось остановиться, когда она увидела, как Делсен, толкнув створку двери, вышел на порог.
– Привет, – сказал он с насмешливой улыбкой.
Несмотря на эту его улыбку, Киона увидела в его глазах, что он рад ее видеть. А еще он был сейчас настолько красивым, что от одного только взгляда на него у нее перехватило дыхание. Киона еще никогда не видела его таким: по пояс голым и с растрепанными черными волосами. Его брови тоже были черными и напоминали крылья птицы. Раньше подростки всегда встречались только зимой, и Делсен был одет в старые кожаные шубы, а волосы его были прикрыты шапкой. Тогда он напоминал ей полубога из племени монтанье: надменные черты лица, золотистая смуглая кожа, большие и темные – как у олененка – глаза, полные губы идеальной формы, вызывающие желание предаться опьяняющим поцелуям.
– Добрый день, – робко пробормотала Киона. – Что ты здесь делаешь? Почему ты украл моего коня – именно моего?
Она стала бы говорить что угодно, лишь бы побороть огромное влечение к этому юноше – влечение, от которого ее душу охватывала тоска, а в теле возникал странный жар.
– Мне нужны деньги, – ответил Делсен. – Я хотел его кому-нибудь продать. И даже нашел покупателя. Но конь сбросил меня на землю и ускакал прочь.
– Я принесла тебе денег.
Это ее заявление его ошеломило. Он достал из кармана штанов пачку табака и скрутил себе папиросу.
– Ты, видимо, будешь хорошей женой, – усмехнулся он, посмотрев на нее каким-то двусмысленным взглядом.
Киона на всякий случай отступила немного назад. Оказавшись жертвой развратных устремлений одного из монахов, который был недостоин называться монахом, Делсен стал взрослым довольно рано. Сейчас он представлял собой мужчину девятнадцати лет, которого одолевали настойчивые желания и который не отличался ни высокой моралью, ни нравственностью.
– Ты меня плохо знаешь, – вздохнула она.
– Да нет, я тебя знаю хорошо. На берегах озера Сен-Жан тебя все хорошо знают. Дочь Талы-волчицы. Девушка, которая перелетает из одного места в другое и способна предвидеть будущее.
– Пиекоиагами. Тебе следовало бы сказать «Пиекоиагами». На языке нашего народа это озеро называется Пиекоиагами.
– Нашего народа?! Ты живешь в резервации Пуэнт-Блё с тех самых пор, как ее создали?[7] Представитель правительства советует нашему народу изготавливать украшения и продавать их туристам. Я приведу к тебе туристов.
– Маштеуиатш. Это место называлось на протяжении многих столетий Маштеуиатш, и племя монтанье живет там испокон веку.
– Хорошенькое дело! Живет, но теперь уже совсем в других условиях. Детей в возрасте пяти лет стали отнимать от родителей, чтобы приучить их презирать своих предков и свои обычаи. К нам относятся как к полезным животным.
Неистовая ненависть, от которой задрожал голос Делсена, отозвалась болезненным эхом в сердце Кионы. Неужели этот парень был лишь средоточием насилия, злобы, горечи?
– Послушай, давай лучше поговорим о том, что тебе нужно, – сказала Киона. – Поскольку я заподозрила, что ты украл Фебуса для того, чтобы его продать, я взяла с собой все свои сбережения. Мой отец дает мне деньги на каждый праздник. Моя сестра – тоже. Я постепенно накопила довольно приличную сумму… Делсен, если ты будешь продолжать вести себя подобным образом, ты угодишь в тюрьму. Ты мог бы жить так, как жили наши предки. Мой двоюродный брат Шоган, прежде чем заболел полиомиелитом и умер, умудрялся жить в лесу вместе со своей семьей. Когда-то мы жили за счет охоты, рыбной ловли и собирательства и могли свободно перемещаться по огромной территории.
– Да, нескольким семьям удалось спрятаться в горах. Однако лично мне совсем не хочется ночевать в хижине и быть дикарем. И перестань считать себя одной из нас: твой отец – бледнолицый.
– Я знаю, я не чистокровная! – сердито пробурчала Киона. – Ты заявил мне это прямо в лицо три года назад, на берегу Перибонки.
Делсен, сделав несколько шагов вперед и встав прямо перед Кионой – так близко, что она почувствовала его теплое дыхание, – посмотрел на нее каким-то странным, почти ласковым взглядом.
– Получается, я тебя оскорбил? Обманщица, я не говорил таких слов.