– Можете пытать меня, можете меня убить…
– Это мы и так можем, дорогая. Твое разрешение для этого не нужно.
– Тогда… – Шарка, превозмогая боль, потянулась к карману. Громила придавил ее было коленом, но Пригожа замахал на него руками: ему было любопытно.
В лучах закатного солнца, что неохотно пробивались в зал через окошко, острый камень в перстне блестел особенно ярко.
Пригожа приподнял брови, осторожно забрал его у Шарки и положил на ладонь. Массивный, мужской, выполненный из темного тусклого металла в форме двух рваных крыльев, между которыми сидел большой камень, – перстень выглядел грубо, так, словно не желал кому-то понравиться. Но от него явственно исходила странная сила, понятная даже твердолобым людям Пригожи, которые завороженно уставились на трофей.
– Это мне дал кьенгар, – прохрипела Шарка. – Свортек, последний кьенгар Бракадии, правая рука короля…
– Дал, конечно, – перебил Пригожа. – Наверняка сняла, пока сосала его волшебный хрен. Оно что-то делает?
– Я не знаю… Пожалуйста… Отпустите Дэйна…
Пригожа задумался, переводя взгляд с кольца на Дэйна, с Дэйна на Шарку, с Шарки обратно на кольцо. В глубокой задумчивости он поскреб макушку, потер окровавленный подбородок, встал и принялся расхаживать туда-сюда. Кажется, его размышления длились вечно. Даже его люди начали нетерпеливо сопеть, когда наконец он нацепил кольцо на палец и сказал:
– Ну что ж… Я подумал. Взвесил все за и против и решил, что… Да нет, конечно, ты серьезно думала, что после всего этого я возьму невнятное колечко и все забуду? Парни, – повернулся он к своим людям и кивнул на столы: – Отдерем эту шлюху так, чтобы она напоследок поняла, как себя вести с такими, как мы.
Они без труда уложили ее животом на один из столов – у Шарки уже не осталось сил на сопротивление. Один держал ее сведенные за спиной руки, пока другой задирал юбки и стягивал с бедер исподнее.
– Сначала я. Опробую, так сказать, – вдруг она ядовитая? – Пригожа спустил штаны и был во всеоружии. – Все ради вас, мальчики!
Его рука звонко шлепнула Шарку по оголенной ягодице:
– Знаете, я начинаю понимать олуха Душана, – промурчал он, погружая другую руку в густые волосы девушки, пока его подручный разводил ее ноги.
Вот и все. Четверо молодых мужчин, злых и разгоряченных, были ей не под силу, даже будь у нее оружие; с голыми руками, с Дэйном в заложниках – нечего и надеяться спастись… В ее глазу – том, что не заплыл кровью, – все вокруг снова сгущалось и темнело, тени собирались в причудливые очертания, похожие то ли на людей на четвереньках, то ли на собак… Разум оставлял ее.
Точно, собак, думала она, пока все ее тело сотрясалось от яростных толчков. Собаки, ее верная свора, были к ней, в отличие от людей, добры. А тем немногим людям, которые ее любили, пришлось в итоге за это поплатиться.
Она ведь обещала никогда не вести себя, как их с Дэйном мать: словно жизнь не стоила ничего, в отличие от чувства собственного достоинства. На том покойная Анежка и стояла до своего позорного конца. Стоило Шарке единственный раз в жизни выглянуть из тени и нарушить тишину, как ее немедленно постигла та же участь.
В сырой тишине мерно шлепала плоть о плоть да плакал Дэйн. Его держали так, чтобы он не мог отвернуться от сестры. Мальчик жмурился изо всех сил, но иногда что-то заставляло его открыть на мгновение глаза – и судорога рыданий снова сотрясала тощее тельце.
Пригожа проследил за взглядом Шарки:
– Эй, мальчик, – спросил он через одышку, – ты любишь свою сестру?
Тот не отозвался.
– Эй, мальчик! – заорал Пригожа и с размаху ударил Шарку по заду.
– Отвечай, когда к тебе обращается пан! – прорычал громила, державший Дэйна.
– Он не может… Он немой… – пробормотала Шарка, но ее никто не услышал.
Юноша – огромный, как великан, но с мелким лицом – встряхнул мальчика и кинул его на пол, а затем замахнулся ногой. Обитый железом носок сапога пролетел в дюйме от носа Дэйна.
– Отвечай, падаль!
Тени снова сгустились в глазах Шарки. Плотные, четко очерченные, они словно отделились от людей и стен и обросли зубами, шипами, шерстью и когтями, щерясь в пустоту. Предсмертный бред, подумала она с облегчением. Сейчас, еще немного – и все закончится…
«Долго ты будешь терпеть?»
Голос.
Как в тот вечер, когда она хотела отдать Дивочаку проклятое кольцо, он ворвался в ее ум – оглушительный, перекрывший все, что в этом уме осталось. Вместе с Голосом тени отделились друг от друга – натурально, ее стая верных собак с заднего двора трактира.
Одна из теней поднялась на задние лапы. У нее были глаза – хотя в черном вихре их трудно было различить, но Шарка откуда-то знала, что это те самые глаза-пропасти с одинокими белыми лунами, что без отвращения и презрения смотрели на нее в ту ночь.