— Почему помалкивай?! — кричал Антек. — Откуда он взялся?.. Я вот рассержусь да схожу за полицией, чтобы отвели этого жулика в участок.
Сапоги лениво пошевелились, и в глубине бочки раздался голос:
— Не приставай, пока я добрый…
— Он пьяный!.. — прошептал Валек.
— Подумаешь, пьяный!.. Пусть не лезет на чужое место, ворюга! — не унимался Антек, дергая захватчика за ноги.
Тут один из этих огромных сапог, очертив в воздухе дугу, так энергично прошелся по истрепанному сюртуку Антека, что парень зашатался.
— Ну и перекрестил, господи Иисусе!.. — пробормотал Валек.
Из бочки по-прежнему раздавался храп. Антек отвел Валека в сторону и что-то пошептал ему на ухо. Потом оба осторожно подошли к бочке и, ухватившись за края, с усилием поставили ее на дно.
Голова спящего захватчика очутилась в позиции, которую обычно занимают ноги.
— Ббожже! — донесся из бочки стон, и одновременно оба сорванца заорали во всю глотку:
— Вор!.. вор!..
Из бочки им вторил грубый голос:
— Ббожже! Спасите!..
Все три мальчика немедленно убежали за забор. В землянке зажегся свет, на двор выбежали люди с дубинками и устремились к бочке, из которой по-прежнему неслись крики и грохот.
Ночь эту, полную впечатлений, Ясь и его товарищи провели под каким-то навесом, на бревнах.
— Тут лежать — все равно как в карете! — сказал Антек.
Наступило утро Нового года. Антек, ровно с рассветом позабыв о бессоннице и невзгодах минувшей ночи, созвал военный совет.
— Сегодняшним днем надо попользоваться, — сказал он. — Будем ходить с поздравлениями. Ты, Валек, со мной, а ты, Ясек, дай-ка мне свою хламиду и шапку…
— А я в чем останусь?.. — спросил возмущенный Ясь.
— В моем сюртуке! Что, может, он неприличный? — продолжал Антек, показывая целый рукав. — Ну, снимай, а то… пойду в участок и сразу скажу, кто ты такой!
Напрасно бедный Ясь угрожал и просил. Ничего не помогло. Подлый Антек почти насильно сорвал с него пальто, брюки и башмаки и со злобным смехом кинул горько плачущему мальчику свои отвратительные лохмотья, строго-настрого наказав ждать его под вечер на Обозной улице, у шинка.
В самых черных мыслях провел Ясь этот долгий печальный день, весь рацион которого составляла черствая корка хлеба. Антек появился на условленном месте только около семи; еды он не принес, зато сам был сильно навеселе, — ба! — просто-таки порядочно пьян.
— Ну, скажу я тебе, — затрещал пройдоха. — Дело шло у меня как по маслу!.. Всюду я врал, будто я из «Курьера»… Потому что, видишь ли, я отхватил по пути поздравительные карточки у одного типа… У меня даже еще есть…
Договорить он не успел, так как в этот момент чьи-то громадные руки схватили его и подняли в воздух.
— Караул! Спасай, Ясек!.. — крикнул Антек.
— Ой, и всыплю я тебе теперь! — сказал преследователь.
— Пан Мартин! Мой святой пан Мартин! — орал Антек, заходясь от плача.
— Вот тебе за мешки!.. Вот тебе за веревку… Вот тебе за песок!.. И не обманывай честных людей!.. И не кради, что не твое!..
Каждое из этих высокоморальных наставлений сопровождалось свистом ремня и звуком, наводившим на мысль, что ремень уже соприкоснулся с кожей Антека. Длилось это добрых четверть часа с небольшими перерывами.
Тем временем Ясь, услышав, о чем речь идет, и узнав, как дерутся продавцы песка, стремительно бежал в сторону Краковского Предместья, отказавшись и от службы у Антека, и от ночевки в бочке, и даже от своей одежды. Он не знал, что с ним теперь будет, но даже тюрьма и смерть казались ему более заманчивыми, чем общение с личностями вроде Антека.
В течение нескольких дней термометр держался выше нуля, было довольно тепло, снег и лед стаяли. К тому часу, когда Ясь убежал от Антека, над городом опустился густой туман. Огни фонарей во влажной голубой мгле напоминали подвешенные в воздухе красноватые огоньки, а прохожие походили на тени. На улицах по случаю Нового года движение было небольшое и мало-помалу совсем затихло.
Часов около десяти туман поднялся вверх, и одновременно пошел дождь, который, все усиливаясь, превратился, наконец, в настоящий ливень. Сточные канавы набухли, и почти во всю ширину улиц поплыли потоки жидкой грязи. Сытые и хорошо одетые люди называют такую погоду мерзкой, — для оборванных и голодных она была ужасной.
Как только пошел дождь, Ясь обнаружил, что шляпа и сюртук Антека, до сих пор какие-то удивительно жесткие, размякают с угрожающей быстротой. С продавленных полей шляпы вода потекла на плечи. Вдруг мальчик почувствовал, как крупная капля упала ему прямо на шею, а когда, вздрогнув, свел лопатки, капля побежала по спине. Вскоре промокшая одежда стала липнуть к телу, в дырявые башмаки набилась грязь.
Его прохватил легкий озноб…
Дождь между тем все усиливался; ветер подхватывал потоки воды и швырял их из стороны в сторону, на домах, от крыш до фундамента, образовались влажные полосы, улицы совсем опустели. В поисках убежища Ясь перебегал от ворот к воротам, от ниши к нише, а дождь преследовал его с упорством живого и злобного существа.
— О боже, спаси меня… — прошептал мальчик, покружил минуту на одном месте и снова устремился вперед.
Час тому назад Ясь думал, что исчерпал все возможные испытания на свете. Оказалось, что худшее было впереди. Приходилось спасаться уже не от людей, а от стихий. Он бежал без оглядки, а за ним по пятам — дождь, голод и бессонная ночь.