Один только добряк Мартиньян знал некоторые отрывки наизусть, и не удивительно, ибо не имел почти ничего лучшего для занятий. Он слушал Пачосского или бродил по улицам, выжидая счастливой случайности встретиться где-нибудь с Людвикой. Ходил он у нее и под окнами, но эти окна всегда были закрыты, и никто из них не выглядывал, кроме одной чрезвычайно рябой служанки. Бедный Мартиньян, верный своему чувству, заходил также к Орхов-ской, но старушка, хоть и охотно с ним разговаривала, однако не хотела сообщить ему никаких сведений. Тогда ему пришла счастливая мысль следить, куда Люся ходила молиться; раньше она ходила к францисканцам, как вдруг однажды утром она пошла в костел св. Яна. Юноша пошел туда за ней… На ранней обедне Людвика бывала со служанкой. Мартиньян не смел к ней приблизиться, он издали только всматривался в ее бледное лицо, счастливый, что наконец нашел место, где мог с нею встречаться. Выходя из костела, Люся оглянулась и увидела кузена; она сильно побледнела и поспешно, словно боясь, чтобы он не подошел к ней, выбежала на улицу. Давно уж Мартиньян не был так счастлив, и поэтому щедро одарил бедных милостыней, и, дождавшись Орховской, весело поздоровался с ней.
— Видите, пани Орховская, — сказал он, — кто ищет, тот и найдет.
— Да, да, — прервала, старуха, — кто ищет беды, тот и находит ее. Если б вы искали беды только себе, я ничего не сказала бы вам, — прибавила она, пожав плечами, — но вы и этой несчастной готовы причинить горе. Муж ревнивец, вокруг нее множество шпионов… как увидят здесь вас, то и ей нельзя будет выйти в костел.
Выслушав эти убедительные доводы, Мартиньян дал себе слово быть чрезвычайно осторожным и не дать заметить, зачем появлялся у обедни…
В тот день и Пачосского обрадовало хорошее расположение бывшего воспитанника, хоть он и не мог понять причины.
На другой день юноша поспешил в костел и сидел до конца службы, но, увы, не видел уже Людвики. То же самое и в следующие дни. На четвертый или пятый день он снова отправился к Орховской. Старуха, отворяя ему дверь, ворчала:
— Испугали вы мне дитя, как увидела вас, перестала ходить в костел св. Яна.
Мартиньян был мрачен и грустен.
— Заупрямился здесь сидеть, — продолжала ворчать Орховская, — неизвестно для чего мучишь себя и других. Ехал бы в деревню…
Насилу молодому человеку удалось успокоить старуху, а из ее грусти и вздохов догадался, что она должна была знать кое-что о жизни Люси, но только трудно было разговорить ее. Орховская смотрела на Мартиньяна как на человека, питавшего грешные мысли, и не хотела говорить с ним о Людвике. Напрасно бедняга употреблял все усилия и ушел ни с чем.
Бродя по городу и не находя средства войти в заколдованный дом, он однажды встретил на улице экипаж, в котором показались ему знакомые лица… Дама высунулась из дверцы и подозвала его рукой. Это была пани Адольфина Драминская, которая приехала с мужем посоветоваться с докторами. Даже на лице ее заметны были болезнь и изнурение… Только голубые глаза блестели прежним огнем. Мартиньян подбежал к экипажу.
— Ведь вы, кажется, здесь живете? — спросила его Адольфина.
— Да.
— Отлично! Садитесь с нами, поедем в гостиницу, вы будете во многом нам полезны.
— Это Божья милость, что мы встретили Бабинского на улице, — сказал муж, — он избавит нас от многих хлопот.
Послушный Мартиньян, рассчитывая, что ему это может пригодиться, сел и поехал.
Пан Драминский занялся раскладыванием вещей, а главное, распоряжениями насчет обеда, Адольфина отвела Мартиньяна в сторону.
— Вы здесь для Люси? Признавайтесь! — сказала она.
— Но… я не видел ее вблизи ни разу.
— Стало быть, Мечислава нет? Еще не возвратился?
— Кажется, нет.
— Должны возвратиться и очень скоро. Я больна, доверяю ему и надеюсь, что не откажет мне в совете.
— Обратитесь к доктору Вариусу, он ведь знаменитость! — воскликнул Мартиньян.
— Да, — сказала, улыбнувшись, Адольфина, — вы, может быть, хотели бы, чтобы я вас за ним послала, чтоб вам пробраться к нему в дом и вздохнуть у ее порога.