Небольшая зеленая лужайка между березами и елями, окруженная несколькими срубленными пнями, казалась очень удобной Для поединка. Трава на ней была не слишком скользкая, солнце не било в глаза, случайные люди не могли сюда зайти, и недалеко стоял дом, где можно было отыскать помощь. Место уже было выбрано и отмечено, когда пришел Мечислав в сопровождении Мартиньяна, пана Драминского и печального Пачосского, на случай надобности. Хотя Мечислав совершенно не умел стрелять, однако был вполне спокоен; Мартиньян молчал, но казался сердитым, пан Драминский старался быть спокойным; Пачосский шел бледный, словно его самого вели на казнь. Они разговаривали потихоньку, и серьезность этой кучки страшно противоречила веселью товарищей Бюллера, хотя в самом графе это настроение можно было принять за отлично сыгранную комедию.
Казалось, что Бюллер принуждал себя к этим громким взрывам смеха, шуткам и несвоевременным остротам, которым вторили егоспутники. Группа эта, при виде подходивших противников, не удержалась от шуток, но статский секундант подошел, раскланиваясь, к пану Драминскому уговориться с ним насчет расстояния в других условий.
Между тем Бюллер, Мечислав и остальные свидетели приветствовали друг друга издали. Граф сделал несколько шагов с каким-то нахальством, упершись руками в бок и покуривая сигару.
— Мне чрезвычайно грустно, — сказал он Мечиславу, который мало обращал на него внимания, — что я вынужден вас убить! В таком юном возрасте, исполненном надежд, в медовых месяцах, в самом расцвете счастья погибнуть от руки старого рубаки — вещь неприятная. Я прежде стрелял на лету ласточек, — прибавил он. — А вы?
— Я, — тихо отвечал Мечислав, — никогда не стрелял по ласточкам.
— Я имел на веку, — продолжал граф, — шесть поединков, и все дурно окончились для моих противников… хотя не все смертельно, однако оставшиеся в живых были искалечены, как ваш предшественник.
Мечислав ничего не ответил, но пан Драминский вспыхнул.
— У тебя нет Бога в сердце! — воскликнул он. — Разве время для подобных речей?
— Почему же и нет? — возразил граф. — Последние минуты надо проводить весело. А написали вы завещание? — обратился он к Мечиславу. — Надобно было исполнить эту формальность. После вас я получу в наследство самую драгоценную жемчужину.
Графские секунданты засмеялись. На Мартиньяна и Пачосского это произвело тяжелое впечатление; поэт гневался.
— А может быть, вы желаете помолиться? — прибавил Бюллер. — Я подожду. Жаль, что нет ксендза под рукой. Фельдшера, кажется мне, не нужно… и кладбище близехонько. Впрочем, пока мы тут орудуем, там еще не окончатся похороны и священник будет к вашим услугам.
Секунданты Бюллера молчали. Отмеряли шаги. Мечислав стоял равнодушный. Пан Драминский учил его, как держать пистолет, в какой момент спускать курок. Мечислав еще с утра пробовал стрелять в цель, но ни разу не попал. На лицах его секундантов выражалось беспокойство.
— Последний раз я стрелял, — сказал Бюллер, — кажется, в сороку на плетне, пуля оторвала ей голову.
— Перестань, Бюллер, — отозвался военный, — довольно шутить, пора приступать к делу.
Секунданты развели противников.
Бюллер продолжал курить сигару и бросил ее лишь тогда, когда ему подали пистолет. Стрелять должны были по счету: "три", сходясь. Мечислав взял пистолет у Мартиньяна, пожал последнему руку, кивнул головой Пачосскому и стал на место.
И вот после шуток и смеха наступила минута полного молчания. Лицо графа вмиг сделалось серьезным, выражая гнев и ненависть.
Мечислав все свое внимание устремил на оружие, в котором не был уверен; он, видимо, стремился удержать руку на должной высоте и прицелиться… Секунданты отсчитали:
— Раз!
Бюллер тронулся живо, потом уменьшил шаг, прицелился тщательно, но с уверенностью искусного стрелка. Мечислав шел очень медленно, устремив взор на противника.
— Два!
Бюллер шел не спеша. Мечислав сделал только шаг… У присутствующих сильнее забились сердца. Пачосский, как после сам признавался, читал машинально молитву и, когда дошел до места, "и в час смерти нашей", услышал команду "три!" и почти одновременно два выстрела… Сперва ничего не было видно за дымом. Мечислав, однако, стоял, опустив пистолет, и смотрел в землю.