Как только в коридоре раздавались шаги или отворялась дверь, бедняжка еще более бледнела, ожидая вторжения тетки и неизбежной сцены. Но никто не приходил: пани Бабинская советовалась с мужем.
Наконец, может быть, через час дверь отворилась и Люся не смела взглянуть на нее. Но она услыхала мужские шаги, она подняла глаза и увидела перед собою Мечислава.
В дорожной одежде с сумкой через плечо стоял перед нею брат и улыбался.
— А! Сам Бог посылает тебя ко мне!
Мечислав уже со всеми повидался, был довольно холодно принят теткой и дядей, но радушнее, чем когда-нибудь, Мартиньяном; до обеда ему оставалось достаточно времени переговорить с сестрой.
Люся прижала палец к губам.
— Пойдем в сад, — сказала она, — на этот раз нам надо о многом поговорить.
И, взявшись за руки, они вышли. Миновав клумбы возле дома и удаляясь в более дикую часть парка, Люся вдруг повернула заплаканное лицо к брату и сказала в волнении:
— Мечислав! Ради Бога, если можно, спаси меня!
Мечислав побледнел и схватил сестру за руку.
— Что случилось? Говори…
— Милый мой, — начала Люся, отирая глаза, — я тебе никогда ни на что не жаловалась, да и зачем было напрасно терзать сердце, если помочь невозможно? Но есть положения, в которых необходимо спасать себя всеми средствами. Выслушай меня… прости и пойми… Я не могу здесь больше оставаться.
— Как, разве тетенька?.. — прервал Мечислав.
— Тетенька сурова и ищет поводов ворчать на меня. Настроение это постоянно возрастало и возрастает, я почти к этому привыкла; но, милый друг… я по другим причинам не хочу, не должна и не могу тут оставаться.
— Почему же? Что же может быть…
— Мартиньян слишком ласков со мною… догадайся же об остальном… Тетя тревожится этим, сердится… и жизнь моя становится невыносимой. Я должна избегать его, терпеть от тетки… Мне тяжко, грустно… а я не хочу навлечь на себя подозрение, что думала увлечь Мартиньяна…
— Это для меня новость, — прервал Мечислав. — Никогда ты даже и не упоминала об этом…
Люся сильно покраснела и опустила глаза.
— Это не ново, братец… Не говорила тебе никогда потому, что мне казалось не стоило. Я думала наконец, что это пройдет… Между тем Мартиньян взял себе в голову…
Мечислав нахмурился.
— Представь себе, сегодня, именно сегодня, — продолжала Люся, — я имела маленькую сцену, грозящую мне новым преследованием тетеньки. Она убеждена, что я сбиваю ее сына, приписывает мне какие-то тайные замыслы и не знаю что… Даю тебе слово, что я уклоняюсь как могу даже от встречи с ним… но меня преследует какая-то несчастная судьба. Представь себе, сегодня на балконе сидела я с тетенькою. Она увела дядю в сад для какого-то разговора… В ту же минуту прибежал Мартиньян. Напрасно я просила, чтоб он ушел или пустил меня, хотела уже пройти силой, как он схватив меня за руку, стал на колени, а в этот момент явила тетенька… Представь себе, что теперь будет…
Мечислав нахмурился.
— Да, нужно действовать, — сказал он, — так нельзя более оставаться… Признаюсь тебе, Люся, я думал, что эти два года ты еще перетерпишь, потому что обладаешь таким ангельским терпением… Потом было бы легче освободить тебя… легче было бы обеспечить тебе тихий уголок, который тебе следует за эти годы мучений, перенесенных так добросовестно… Но вижу, что тут и обходимо радикальное средство. Дай мне обдумать.
Брат и сестра пожали руки друг другу. Мечислав был грустен
— Ах, Боже мой, Боже мой! Я буду тебе в тягость! — воскликнула Люся. — Мечислав, прикажи, и я останусь… вытерплю все до конца… Но если есть возможность выручить меня каким бы то ни было образом, будь добр сделай это… Я знаю, — прибавила она, что тебя пугают расходы, ты беден, тебе едва хватает на собственные нужды; но не беспокойся за сестру, которая легко перенесет бедность, и может быть, сумеет что-нибудь заработать. Я тебе буду помогать, а сама готова сидеть на хлебе и на воде… Я нарочно старалась не привыкать к удобствам, испытала голод, холод: со мною сила молодости и воли.
Мечислав шел в глубокой задумчивости. Люся, не видевшая его несколько месяцев, всматривалась в эти черты, на которые упорный труд наложил уже отпечаток зрелости. Недавно еще свежий, розовый, со светлым взором, Мечислав выглядел утомленным, бледным. Только глаза сверкали огнем еще сильнее от волновавшего ей чувства.
— Как ты, однако ж, похудел, — сказала, вздохнув, Люся. — Боже мой, как ты, должно быть, много работаешь.