Люся сидела бледная, молчаливая. Мечислав не проронил ни одного слова; видно было, что его Вариус убедил, оправдался перед ним и что молодой человек поверил ему. Благородные характеры всегда скорее верят доброму, чем худому, самопожертвованию скорее, нежели подлости. Молча он подал руку профессору. Люся принудила себя улыбнуться. Два дня она была в каком-то полузабытье, свидетелем жизни, а не живым существом; все в ней как бы умерло. Она двигалась и говорила, часто не понимая, о чем ее спрашивали. Мечислав должен был несколько раз повторять, чтоб добиться от нее ответа. Это было нечто вроде оцепенения; оставалась лишь сильная воля, двигавшая существом, словно не принадлежавшим к миру. Оставаясь одна, шла она молиться или подходила к окну, засматриваясь на крыши, на серое небо, на стены домов, и ничего не понимая, по целым часам стояла в таком положении.
Такова она была и во время рассказа доктора Вариуса. Когда он кончил, она улыбнулась. Профессор взглянул на нее, и она не обнаружила ни малейшего движения, но рука, поданная ему Мечиславом, и улыбка Люси, вероятно, успокоили его совершенно; он сказал еще что-то с горечью о людях и умолял брата и сестру ускорить свадьбу. Против этого не возражали. Люся на все отвечала: "Хорошо".
Мечислава, однако же, это тревожило, и он успокоился лишь тем, что припомнил, как она бывала нередко в подобном положении в доме тетки, и что это состояние проходящее, и что она могла поддаваться робости, как и всякая молодая девушка на пороге новой жизни.
Он нежно поцеловал ее после ухода профессора. Вариус хотел венчаться уже на будущей неделе, без свидетелей, при закрытых дверях, в отдаленном костеле. Условия эти были приняты.
— Люся, — сказал Мечислав, — знаешь, кто приехал? Это может развлечь тебя. Адольфина здесь.
В первую минуту Людвика была до такой степени задумчива, что, по-видимому, даже не понимала, кто такая Адольфина, наконец посмотрела на брата и проговорила:
— С мужем?
— Да.
— Ты видел его?
— Нет. У меня очень много дел, а ты, милый друг, может быть, поедешь повидаться с нею у пани Серафимы.
Люся покачала головой.
— Как прикажешь.
— Но ты сама хочешь?
— Не знаю, я так измучена, мне все так тяжело.
— Но это развлечет тебя.
— Ты думаешь?
— Я тебя спрашиваю.
— Ничего теперь не знаю, — сказала Люся, печально опускаясь на стул.
Встревоженный немного Мечислав в качестве доктора должен был посоветовать развлечение.
— Тебе надо поехать, — сказал он.
— А ты?
— Я останусь, у меня есть дело, — отвечал молодой человек, опуская глаза. — Поезжай!
Людвика пошла одеваться, молча попрощалась с братом, позвала Орховскую и скрылась.
У пани Серафимы ждали Орденских, и она очень удивилась, увидев только Люсю.
— А доктор? — спросила она.
— Остался дома по очень серьезному делу.