Слова из телефона упали, словно раскаленный уголь из печи. Жизнь споткнулась на ровном месте. Его удивило, насколько просто и буднично могут происходить самые ужасные вещи. Новость мало-помалу выжгла Постникова изнутри. В итоге от него осталась тонкая человекообразная оболочка, содержащая внутри одну лишь черную и безмолвную пустоту. Волнистая линия внятной и радостной жизни оборвалась под Рождество, и пошло дальше одно лишь серое, обступили безрадостные и бессмысленные дни. До чего все же удивительно, как устроена жизнь – надо просыпаться и жить, как ни в чем не бывало.
Страховка сыграла необычным образом.
Полгода заснуть было труднейшим делом. Отход ко сну стал китайским наказанием и всячески оттягивался, постепенно все ближе к утру и порой даже к обеду. Как тоскливо и странно завывает ненастье в печной трубе, когда на дворе два часа ночи, и жизнь видится прожитой напрасно. Постников ворочался и с ненавистью поглядывал на плывущую в окне луну, и сон помалу одолевал его, но пробуждение вечно было безрадостным.
Чем же занимался Постников после того, что произошло? Нетрудно ответить: не занимался ничем. Как-то быстро и неуклюже бросил работу, кормился перепадающими иногда заказами на тексты. Юмор для корпоративных вечеринок в другой вселенной, наверно, оказался ему лекарством. По крайней мере, не дал помереть с голоду. В глубине души мерещилось: та прежняя жизнь не пропала, не кончилась, а стоит на паузе где-то в собственном измерении, и в нее еще можно попасть, чтобы жить, как будто ничего такого не произошло.
Перемена настолько не укладывалось в голове, что жизнь сперва шла как бы привычным своим чередом. Это потом Постников вдруг обнаружил себя под плодоносящей иргой возле старого забора с немного помятой жестяной лейкой в правой руке. Получилась так, что он откатился на несколько сотен километров к востоку, в родную Талицу, и стал жить дальше в старом бревенчатом доме на деревенской улице в тех самых краях, где носился школьником и катался на санках зимой с приятелями по наклонному старому кладбищу.
Лейка прижилась в руке почти на десятилетие, да и работа на грядке – не худшее средство от бездны. Ветер раскачивал георгины в сентябре и круглосуточно надувал тонкую пыль седины в макушку, а с холма старого кладбища были прекрасно видны дальние поля, где в советские времена был колхоз, а что стало теперь – неизвестно.
Запомните: ничего не может плохого случиться в жизни, когда вы сидите вечером на корточках возле печки и наблюдаете за тем, как за чугунной дверцей с литыми сказочными буквами «Артель Вагранка» распаляется с урчанием живой и теплый зверь, а в крышу и в окно тихо барабанит дождь, вдруг выпавший вместо снега.
Были прежде чудесные минуты, детский лепет и смешные слова маленького неуклюжего человека, счастливый смех. Наверно, она попала в небесную школу благородных девиц и теперь скупо кивает с важностью и ведет себя грациозно и просто, как дама княжеских кровей. Она была красавица, наша дочь. Режущая без ножа память прочно поселилась в притихших комнатах. И все чаще ощупывала ваше сердце, как будто примеряясь – не пора ли.
Но к черту грусть. Вот уже прошло без малого десять лет после Трокадеро. Дерзкие баннеры дополненной реальности полыхают на улицах между старых домов, словно витрины привокзальных буфетов. Их надо считывать смартфоном и пользоваться предлагаемыми удовольствиями. Постников не носил при себе смартфон и баннеры не любил. А вот бегать в осеннем лесу – отдельное удовольствие. Почва за ночь уже схвачена заморозком, и стучит, будто голимый камень под подошвами. Жухлая трава с рассвета была покрыта инеем, но он быстро растаял, и все стало мокрым – до колена достает. Из гущи сосняка доносится легкий скрип, шелестит ветер в кронах. Даже на нашей суетной высоте воздух прекрасен и свеж, он входит упоительно. На всем лежит печать: зима не за горами, но соснам все равно – ведь это всего лишь суетная человеческая история.
И вот, извольте видеть, новость. В последнюю ночь сентября электронный почтовый ящик принес извещение, сразу перевернувшее все на свете. Это случилось, когда та самая ненастная ночь выла за окном, словно языческий покойник, пробовала на прочность бревна и углы, швыряла горстями ледяную влагу в окна, и выйти наружу было немыслимо. Адрес отправителя, а также его имя были прописаны дикими крякозябрами и не поддавались никакому толкованию. Письмо содержало вложенный аудиофайл, который Постников сперва расценил как опасный вирусный спам и открывать поостерегся. Но удалить странное послание рука почему-то не поднялась. Вскоре разъедающее любопытство одержало верх. На четвертый день он решил, что заведет себе новый почтовый ящик и купил самый дешевый русский аппарат, какой только нашелся в салоне связи.