Выбрать главу

В последующие недели Пиглет стал расти удивительно быстро. Полосы на спине постепенно исчезли, и меня очень забавляла появившаяся у него способность выражать свое неудовольствие, вздыбливая гривку на холке. Он мог разглядывать вас холодным немигающим взглядом, но никогда не поднимал головы. При этом маленькие глазки кабанчика могли поворачиваться вверх, обнажая белки глаз.

Однажды вечером, когда Дэвид читал перед сном в постели, Пиглет был в особенно озорном настроении. Он носился по всей комнате, выискивая что-нибудь подходящее для того, чтобы свалить на пол. Наконец, кабанчик выбрал небольшую табуретку, с грохотом опрокинул ее и с довольным видом огляделся. Дэвид дотянулся до него и шлепнул. Расстроенный Пиглет убрался под кровать, но несколько минут спустя опять опрокинул табуретку и снова был наказан. Тогда он прекратил попытки выбраться из-под кровати и лежал там, возмущенно похрюкивая. Наконец, не в силах более терпеть подобное безобразие, он высунул голову, быстро огляделся, бросился к табуретке, наподдал ее так, что она подскочила в воздух, и, промчавшись стрелой по комнате, вернулся на свое место, не дожидаясь возмездия. Нет нужды говорить, что Пиглет вышел из этой борьбы победителем, а табуретка осталась лежать на полу.

Днем он, как привязанный, ходил за садовником и наблюдал профессиональным взглядом за его работой. Вскоре Пиглет продемонстрировал свои способности в этой области, перепахав газон, он выворачивал своим пятачком целые пласты дерна. Он очень старался и не остановился до тех пор, пока вся площадка не оказалась тщательно перекопанной. Мы решили, что кабанчику пора понять непозволительность подобного поведения, но убедить его не смогли. Мы добились лишь того, что он стал внимательно следить за нами и, как только видел, что за ним никто не наблюдает, лихорадочно принимался за работу, стремясь использовать каждую минуту, нанося при этом максимум ущерба.

Так же невозможен становился он и в доме, где не упускал ни малейшей возможности доставить какую-нибудь неприятность. Так, Пиглет разбил мои самые лучшие вазы и получал величайшее наслаждение, стаскивая со стола скатерти, а вид вертикально стоящей мебели был для него просто непереносим. Все это заставило нас обсудить его судьбу и решить, что день кабанчик должен проводить в стойле у слонов, а ночь, вместо нашей спальни, — в пустующем курятнике.

Естественно, что Пиглет бурно запротестовал, когда его переводили в новое жилище, но мы были тверды, и через несколько дней он смирился. Нас несколько тревожил тот прием, который могли ему оказать Самсон и Фатума, но все тревоги оказались напрасными. Однажды утром, пока Самсон и Фатума приветствовали нас, мы незаметно выпустили кабанчика в загон. Он уставился на слона, в глазах появился стальной блеск, грива встала дыбом. Когда слоны обнаружили присутствие какого-то странного существа, они остановились и неуверенно попятились назад, поводя ушами и подняв вверх хоботы. Эти признаки слабости ободрили Пнглета, и он стал двигаться на них в полной готовности к бою. Тут нервы слонов не выдержали, и они отступили, громко трубя. Пиглет принял их капитуляцию как должное и начал копаться в траве, словно гонять слонов для него было самым привычным делом.

Пораженные таким неожиданным оборотом событий, мы решили не вмешиваться и оставили Пиглета на попечении смотрителя за слонами, надеясь, что его подопечные скоро станут друзьями.

Самсон постепенно привык к поросенку, а Фатума наконец-то нашла в нем то, что ей было нужно — объект для своих материнских чувств. Она безоговорочно усыновила Пиглета и могла часами стоять над ним, ласково урча. Сперва тот был озадачен и принимал ее заботы весьма равнодушно. Но вскоре понял ситуацию и постарался использовать ее в своих интересах.

Что же касается их отношений с Самсоном, то Пиглет находил удовольствие в том, чтобы причинять ему всяческие неприятности. Он стрелой выскакивал из-под ног Фатумы, быстро кусал Самсона за ногу, мгновенно возвращался в свое безопасное укрытие и с любопытством наблюдал за развитием событий. Самсон, пылая жаждой мщения, злобно трубя, устремлялся за ним, но на защиту Пиглета становилась Фатума, не допускавшая расправы. Часто она и не подозревала о злобных шалостях своего приемыша, мирно пощипывала траву и думала, что Пиглет прячется у Самсона под брюхом. Как раз в этот момент Самсон начинал вопить от ярости. Это, естественно, приводило ее к мысли, что Пиглету угрожает опасность. Она приходила в неистовство, начинала, насторожив уши, крутить головой и готовиться к битве с любым врагом, осмелившимся угрожать ее сироте. Пиглет, конечно, получал от этой «игры» массу удовольствия.

Через несколько месяцев он нашел себе новый источник развлечений — гонять кур, принадлежавших одному клерку-африканцу. Как только Пиглета приводили вечером домой, в его глазах вспыхивал бесовский огонек и он стрелой мчался по дорожке вниз, к дому клерка. В следующее мгновение там раздавалось громкое кудахтанье, летели перья, и клерк с семейством бросались на выручку курам, изо всех сил стараясь выгнать Пиглета. Фатума, слыша эту суматоху, обнаруживала исчезновение Пиглета и вносила свою лепту в общий хаос, а тогда уже и Самсон начинал волноваться.

Существовал один надежный способ привести Пиглета в ярость. Он терпеть не мог, когда его толкали, а особую злость в нем возбуждали удары по пятачку. Однажды вечером, когда жена клерка, сидя на корточках, мыла посуду, там появился Пиглет и стал бегать вокруг, похрюкивая, в поисках каких-нибудь объедков. Женщина совершила ошибку, попытавшись оттолкнуть его. В отместку тот опрокинул ее и при этом зацепил руку своими острыми как бритва клыками. На крики сбежались все, кто был поблизости, включая Фатуму, которая бросилась к Пиглету и наподдала ему хоботом так, что тот отлетел в соседние кусты. Мы так и не смогли понять, стремилась ли она спасти жену клерка или же в сильном возбуждении, размахивая хоботом, случайно задела Пиглета.

После этого случая Дэвид решил больше не испытывать судьбу и разлучить слонов с Пиглетом. Кабанчик явно досаждал им, а это могло привести к несчастью. Поэтому Пиглета решили подарить Стиву Эллису, в то время главному смотрителю парка Найроби.

Кабанчика погрузили в большой ящик, на машине доставили к дому Стива и здесь выпустили. Когда Стива спросили, не хочет ли он взять поросенка, то тот несколько замялся. Тогда Дэвид наклонился и коварно почесал Пиглета по брюшку. Тот немедленно опрокинулся на спину, зажмурил глаза и состроил самую привлекательную в мире мордочку. Жена Эллиса была покорена.

— Он такой ласковый, — сказала она, — мы сможем пока держать его в огороде.

Дэвид дал газ и уехал, не дожидаясь, пока она переменит свое мнение. Последнее, что он увидел, это Пиглета, преследовавшего в саду громадного далматского дога.

Через несколько недель мы встретили Стива в Найроби и услышали продолжение истории Пиглета. Он быстро показал себя, славно «потрудившись» на огороде. Было решено отдать его живущему близ Найроби охотнику, которому здорово досаждала соседская овчарка. Собака беспокоила животных, содержавшихся в клетках перед отправкой в различные зоопарки, лая на них и постоянно крутясь неподалеку. Пиглет быстро решил эту проблему. Он дал возмутителю спокойствия такой урок, что овчарка больше уже никогда не появлялась поблизости. Но и это не стало концом приключений Пиглета. В конце концов он попал в эдинбургский зоопарк. Вряд ли кто-либо из его посетителей подозревал, что эта привлекательная зверушка когда-то дружила со слонами!

Прощай, Фатума!

В Вон мы часто испытывали трудности с мясом, поскольку городок не имел своей бойни. Обычно нам доставляли его из Найроби поездом раз в неделю. Промучавшись некоторое время, мы решили, что неплохо бы иметь другой источник снабжения, и купили шесть хороших жирных овец.

Поскольку на ночь их нужно было запирать в безопасном месте, мы завели овец в пустой хлев рядом со стойлом Самсона. Когда слоны вечером вернулись домой, Самсой уже на расстоянии почувствовал посторонний запах и немедленно стал выказывать признаки неудовольствия. Лишь с большим трудом нам удалось завести его в стойло. Когда же, заглянув через перегородку, слон увидел своих соседей, то возмущению его не было предела, и выражал он его достаточно громко.