Бабетт уставилась большими, залитыми слезами глазами на вечернее небо.
— На небе? Почему?
— Не болтай ерунду! — свирепо прошипел Ги. — Кто тебя просил объяснять, где ее папа и мама?
— Но… как же? — начала было вконец растерянная Клоди. — Ведь вы оба…
— Помолчи, пожалуйста! — грубо оборвал ее Ги. — От тебя еще тошней.
Клоди, обидевшись, замолчала. Даже Жюль не вступился на этот раз за нее.
Так под плач Бабетт они выехали из Онфлёра, промчались по нормандским деревушкам с серыми домами под серыми шиферными крышами и часа через полтора оказались перед уединенной, окруженной небольшим садом виллой Жюля. Их встретил лай Казака. Пес сидел в огороженной частой сеткой клетке, и Клоди, как и в прошлый раз, стало его мучительно жаль. Правда, она знала, что каждый день сосед Жюля, старый плотник, приходит кормить собаку, но собака не зверь в зоопарке, почему же ее держат в клетке? Она хотела было тотчас показать Казака Бабетт, но малышка, устав от слез, крепко заснула. Так спящую ее и вытащил из машины Жюль и бережно отнес в спальню второго этажа, где она должна была помещаться вместе с Клоди.
В доме было сыровато, пахло нежилым, но Жюль разжег камины, поставил электрические радиаторы, а главное, включил ток в лежащие на кроватях одеяла, простеганные электропроводами. Вскоре в комнатах стало совсем тепло, а в постелях даже жарко. Клоди сняла с Бабетт «электрическое одеяло» и заменила его обыкновенным пледом. Здесь, на вилле, она снова почувствовала себя маленькой хозяйкой. Оба взрослых, и Ги и Жюль, как-то не находили себе места, бродили из комнаты в комнату, почти не разговаривали друг с другом, а Клоди, наоборот, побыв у кровати спящей крепким сном Бабетт, заглянула в холодильники, нашла кое-какую еду и принялась жарить омлет и варить макароны итальянским способом, как научила ее Сими.
— Молодчина, хозяюшка, — снова похваливал ее Ги, но после давешнего она уже не верила ему и не обращала внимания на подлизывания, как она определила про себя его вернувшуюся ласковость. Что это подлизывание неспроста, девочка поняла тотчас после ужина.
В совершенно уже темном саду Клоди храбро покормила прямо из рук, а потом приласкала Казака. Мохнатый пес, не подпускающий к себе ни Жюля, ни Ги, облизал горячим языком руки девочки и вдруг принялся тоненько скулить, словно маленький щенок: он просился в дом, поближе к людям.
— Ничего не могу поделать, Казак, — сказала ему Клоди. — Я здесь только временная жилица, а не хозяйка. Но будь моя воля… — Она не смогла докончить: горячий язык собаки уже облизывал ей все лицо.
Когда Клоди вернулась в дом, приятели что-то разглядывали. Увидев Клоди, они отпрянули друг от друга, оба красные, чем-то обеспокоенные. Девочка успела увидеть край бумаги, которую Ги засовывал во внутренний карман куртки.
— Диди, иди-ка сюда, — поманил он девочку.
Клоди неохотно приблизилась; ей хотелось спать, и она уже с подозрением смотрела на приятелей: что еще они придумают?
— Диди, мы видим, как ты отлично справляешься и с домом, и с хозяйством, и с малышкой, — начал Ги, поглядывая на Жюля, который молча, но одобрительно кивал. — Завтра у нас очень деловой день. Мы с Жюлем непременно должны ненадолго уехать. Ты останешься здесь за хозяйку, будешь пасти девчурку, кормить ее, укладывать днем спать, развлекать ее сказками, телевизором и так далее — словом, как ты это умеешь. Еды мы привезли достаточно, хватит на несколько дней…
— Как, вы собираетесь исчезнуть на несколько дней и оставить меня здесь одну с Бабетт? — вскрикнула в ужасе Клоди. — Ни за что! Ни за что я здесь не останусь! Я боюсь…
— Что ты, глупенькая, что ты! — принялся успокаивать ее Ги. — Мы вернемся завтра же, к вечеру, самое позднее — послезавтра утром. И чего тебе бояться: у тебя остается злая собака, которая никого не подпускает, неподалеку живет старый Мерсье, можешь его позвать, если понадобится. И знаешь, мы люди благодарные, мы умеем тебя ценить. Что бы ты хотела иметь? Говори, говори, не стесняйся. Красивое ожерелье? Нарядное платьице? Сапожки? Ну скажи…
Клоди смотрела сурово.
— Ничего мне не надо, — сказала она решительно. — Мне нужно, чтоб вы избавили меня от всего этого дела. Я хочу домой, к Сими…
— Ну вот, еще одна девчонка заводит ту же песню! — с досадой проворчал Ги. — Я же сказал тебе: не позже послезавтрашнего дня мы все вернемся в Париж. Можешь не беспокоиться: как я сказал, так и будет.
Жюль заметил сонные, усталые глаза Клоди. Веки ее сами собой опускались.
— Оставь-ка ты девочку в покое, — сказал он Ги. — Смотри, она уже валится с ног.