— Danke[11].
Чуть приоткрыв дверь, Пия заглянула в другую комнату. Может, крикун снова заснет? Свет лампы с кухни осветил деревянный рукомойник, комод с разношерстными ручками и покоробленными ящиками и родительскую ржавую железную кровать, занимающую половину помещения. Вдоль стены у изголовья теснились этажерка и стеллаж. Близнецы лежали на простыне в хлопчатобумажных платьицах и чепчиках: один на спине, засунув пальцы ноги в рот, другой, который разревелся, на животе. Погремушки и одеяльца валялись на полу. Мальчиков звали Оливер и Максвелл, Олли и Макс, — достойные американские имена, с точки зрения мутти, которая с началом войны предложила Пии сменить имя на Полли или Пег. Но Пии нравилось, что ее назвали в честь прабабушки, хотя кое для кого из одноклассников это был еще один повод дразниться. В конце концов отец разрешил ей оставить прежнее имя.
Кричал Макс. Пия вошла в комнату зажгла лампу на комоде, подняла погремушки и одеяла и встала у кровати, дожидаясь, когда малыши заметят ее. Макс первым увидел сестру. Он перестал плакать и улыбнулся сквозь слезы, хотя слюнявые губы все еще дрожали. Пия завернула брата в одеяло, взяла на руки и села на край кровати. Макс схватил ее за волосы, и тут Олли тоже загулил, а потом снова сунул пальцы ноги в рот. Тогда девочка вспомнила о странных ощущениях во время прикосновения к людям и застыла. А вдруг, держа на руках братьев, она почувствует то же самое? Вдруг у нее заболит в груди или появится жжение в легких? Прикосновение к членам семьи раньше никогда ее не пугало, но это было до парада и инфлюэнцы, до смерти Мэри Хелен и Томми Косты. Пия легонько сжала ладошку Макса, задержала дыхание и подождала. К ее облегчению, она чувствовала лишь тепло и мягкость шелковистой кожи маленьких пальчиков. Пия порывисто выдохнула и вытерла Максу слезы.
— Что случилось, малыш? — тихо заворковала она. — Ты думал, мы оставили тебя одного? Разве ты не знаешь, что мы никогда тебя не бросим? — Она поцеловала братика в лоб. — Никогда в жизни.
Макс снова разулыбался, надувая между губами пузырь слюны.
В отличие от всех остальных, Пия умела различать братьев. Даже отец шутил, что на шею сыновьям надо повесить таблички с номерами. Глядя на белые волосики и кобальтово-синие глаза — эти черты близнецы унаследовали от матери, — мальчиков действительно легко было перепутать. Но Пия знала, что у Макса лицо чуть-чуть тоньше, чем у Олли, носик самую малость острее на конце, а ямочки на щеках глубже.
Никогда ей не забыть тот день четыре месяца назад, когда родились близнецы, и напряженное ожидание после появления Олли, когда мутти продолжала стонать и держаться за все еще вздутый живот. Отец отправил Пию за миссис Шмидт, но когда девочка вернулась, ко всеобщему изумлению появился второй младенец. Миссис Шмидт с банкой топленого свиного сала в руках, «чтобы смазать родовые пути», сохраняла невозмутимость.
— Когда вы сказали, что ребенок пинается так, словно у него бутсы на ногах, мне сразу пришло в голову, что он там не один, — с гордостью заявила она.
Пока миссис Шмидт помогала матери снять грязную юбку и вымыться, Пия запеленала младенцев и хорошенько рассмотрела их крошечные личики, изумляясь, что у нее теперь сразу два братика. С того самого дня она научилась их различать.
— Я тебя знаю, ты Макс, — говорила теперь Пия малышу, баюкая его на краю родительской кровати. — Да-а. — Потом она склонилась к Олли и поцеловала в лоб. — И тебя тоже знаю, Олли.
Тот заулыбался, не вынимая ноги изо рта.
Пия протянула ему погремушку, стараясь отвлечь Олли. Перед уходом на войну фатер вырезал погремушки из дерева, тщательно отшлифовав их до гладкости. Через дырки он продел бечевку, повесил с обеих сторон медные колокольчики, а на ручках вырезал инициалы мальчиков. Звон игрушек напоминал Пии рождественские бубенчики.
Но Олли больше интересовала собственная нога. Пия отложила погремушку и заметила, что Макс снова засыпает; длинные темные ресницы отбрасывали тень на бледные щечки. Сестра стала качать его на руках, тихо напевая колыбельную. Олли лежал спокойно и слушал, потом вытащил изо рта ногу и стал сосать большой палец руки, глядя на Пию сонным взглядом. Не прошло и минуты, как малыши снова задремали. Девочка накрыла Олли вторым одеяльцем, потом встала и осторожно уложила рядом с братом Макса. Постояв рядом некоторое время и убедившись, что близнецы заснули, она повернула рычажок масляной лампы, пригасив огонь. Потом Пия на цыпочках вышла из комнаты, еще раз посмотрела на братьев и тихо закрыла задвижку двери.